Дэниел Абрахам - Предательство среди зимы

Вечер с одной стороны оправдал ожидания Семая, а с другой — разочаровал его.

Весенний ветерок наполнял беседку ароматом цветов. За звуками тростникового органа, флейты и барабанов тихо гудели нагретые печи. Над головой, точно разбросанные по темному бархату алмазы, сияли звезды. За долгие зимние месяцы музыканты успели сочинить и разучить новые песни, а знатная молодежь — утомиться от холода, темноты и затворничества, как все, кого работа не выгоняет на снег.

Семай смеялся, прихлопывал в такт музыке и танцевал. Девушки посматривали на него, он — на них. Пыл молодости заменял тепло одежды, а телесное притяжение кружило голову сильнее, чем цветочный аромат. Грядущая смерть хая вызывала лишь большее чувство свободы. Происходило нечто важное, менялось само мировое устройство, а они были достаточно молоды, чтобы видеть в этом романтику.

И все же Семаю не было весело.

Юноша в орлиной маске принес ему пиалу теплого вина и закружился в танце. Семай отхлебнул и отошел к краю беседки. В тени за печами неподвижно стоял Размягченный Камень. Семай присел рядом, поставил пиалу на траву и стал смотреть на праздник со стороны. Двое юношей скинули одежды и бегали туда-сюда в одних масках и длинных развевающихся шарфах. Андат шевельнулся — словно пророкотала гора в предвестье лавины — и снова затих.

— Если дай-кво покривил душой, то не в первый раз, — наконец заговорил андат.

— И я не в первый раз гадаю о причинах, — отозвался Семай. — Он волен сам решать, что говорить и кому.

— А ты?

— А я волен удовлетворять свое любопытство. Ты слышал, что Маати говорил распорядителю в шахте? Если б он хотел это от меня скрыть, соврал бы правдоподобнее. Маати-кво интересуется не только библиотекой, можешь мне поверить.

Андат вздохнул. Размягченный Камень нуждался в дыхании не больше, чем горный склон. Его вздохи всегда несли особый смысл.

Семай почувствовал, что тема разговора сменилась, еще до того, как андат произнес:

— Она пришла.

Среди танцовщиков показалась Идаан — одежда черная, как у разбойницы, лицо бледное, словно траурная лента. Маска скрывала ее лицо лишь отчасти, и в том, что это Идаан, не было сомнений. Стоящего в темноте Семая она не заметила. Он видел, как она кивает друзьям, пробираясь сквозь толпу, и словно бы ищет кого-то, и в груди у него стало легко-легко. Она не была красивой, а лишь умело красилась. Она не была самой изящной, самой красноречивой, самой… Семай перебирал сотни слов, пытаясь понять, почему эта девушка так его завораживает. Она самая интересная из всех. Более точного определения ему найти не удалось.

— Это плохо кончится, — пробормотал андат.

— Еще ничего не началось. Разве бывает конец без начала?

Размягченный Камень снова вздохнул. Семай поднялся и одернул одежды, чтобы расправить складки. Музыка замолчала. Кто-то в толпе визгливо рассмеялся.

— Как закончишь, возвращайся, продолжим нашу беседу.

Не вслушиваясь в терпеливый голос андата, Семай шагнул вперед, на свет. Тростниковый орган издал аккорд в тот самый миг, когда он оказался рядом с Идаан. Девушка обернулась — с досадой, которая перешла в удивление, а потом в радость.

— Идаан-тя, — начал Семай, выражая подчеркнуто вежливым «тя» больше, чем слишком интимным «кя», — я уже думал, что вас не будет!

— Я и не хотела приходить, — ответила она. — Не ожидала найти здесь вас.

Орган задал ритм, барабаны его подхватили. Начался новый танец. Семай протянул руку. Через миг, который показался Семаю тысячью лет, Идаан ее коснулась. Музыка заиграла по-настоящему, и Семай закружил Идаан, провел под своей рукой, а потом Идаан закружила его. Мелодия была быстрая и зажигательная, ритм напоминал разгоряченное биение сердца. Кругом все улыбались, хотя и не Семаю. Идаан смеялась, и он подхватывал ее смех. Каменные плиты под ногами эхом отражали песню, посылали ее в небо.

Когда пары встали друг к другу лицом, Семай увидел на щеках Идаан румянец и понял, что краснеет сам. Музыка снова увлекла их за собой.

Вдруг кто-то вырвал Семая за локоть из вихря танца и вложил в руки что-то круглое и твердое. Мужской голос настойчиво прошептал ему на ухо:

— Подержи!

Семай ошарашенно заколебался — и упустил миг. Он оказался один в толпе, с пустой пиалой в руках — край еще мокрый от вина, — а Адра Ваунёги повел Идаан Мати по фигурам и поворотам танца. Пара удалилась от него, бросила позади. Семай почувствовал, что румянец, заливший его щеки, стал ярче. Он отвернулся, пробрался через танцующих и отдал пиалу слуге.