Ника Ракитина: Мое Королевство

Денон вздрогнул. И подумал, что на этой помойке, оказывается, иногда вырастают диковинные цветы.

— Разгромили, Айша, разгромили.

— А… э-мнэ… буквицы там, рамки всякие-э…

— А буквицы, — ядовито встрял узкоглазый обтерханный трубочист из Митиной слободы с гордым иноземным именем Виктор, — буквицы он, мессир, стало быть, утопил.

— В нужнике?

Капитул предвкушающе затаил дыхание.

— Не в нужнике, — сказал Денон, багровея. — В бадье с молоком.

Неприличное хихиканье в углу было зажато ладонью.

— Инсургент… т-тать!..

Клод подергал скьявон за рукоятку.

— …в результате чего, — продолжал Канцлер, — столь необходимые Кругу причиндалы оказались проданы вместе с молоком на Тишинке, в Кидай-городе и на Савеловском Подворье, наборщик арестован, а вот он — Канцлерский тощий перст с траурной каемкой под ногтем уткнулся Денону в лоб, — он пальцем не пошевелил. А мог! С такими-то связями.

— У вас, Гэлад, тоже связи.

— Да-а? — развеселился тот. — Я вам, как Канцлер, заявляю, что вы должны возместить убытки. Денежные и моральные.

— Капитул вас не поддержит.

Капитул нестройно загудел.

— Поддержит, — неуместным для такой благородной дамы голосом пропела Айша. Достала из мешочка на поясе что-то загадочное, по виду напоминавшее крохотный деревянный ковшик с янтарной длинной ручкой, и стала заталкивать в него мелко порезанное коричневое сено из другого мешочка. Высекла кресалом искру, сено задымилось, Айша сунула ковшик ручкой в рот и, блаженно прижмурившись, добавила, что Денон, как человек порядочный и благородный, следующий листок "Утра рыцаря" выпустит за свои деньги.

— И пенсион семье наборщика, — хмуро уточнил Виктор. — Потому как повесили его с утра.

Установилось тягостное молчание. На Клода никто не смотрел. А благородный мессир прямо чувствовал, как, не взирая на жару, пол сквозь батистовый платочек холодит зад. Сейчас они ему устроят судилище. Холопы. Дернул же его черт… Он подсчитал в уме грозящие убытки и ужаснулся. Сабина будет в ярости. Никаких вердийских кружев и клубники со сливками. Чулки будет штопать.

Лестница заскрипела. Кое-кто потянулся к оружию — на всякий случай. Гэлад наставил на отверстие в полу свой недопалаш. Но воевать не пришлось.

— Здравствуйте, господа.

— Каменный гость, — непочтительно сказали все из того же угла. Денон подумал, что потом, когда Капитул закончится, надо будет выяснить, какая зараза там сидела, и морду набить. Впрочем, сравнение оказалось не только ехидным, но и точным. Молодой коротко стриженый мужчина с тяжеловатой фигурой и застывшим лицом поднялся в отвор. Одет он был, несмотря на жару, в упелянд с бобровой подбивкой, стоявший коробом от золотого шитья; тяжелая цепь с гербом поддерживала плащ; юфтевые сапоги нахально загибали носы, окованные медью. Ярран, мессир Лебединский, милостью Господней барон Катуарский и Любереченский, он же магистр и Мастер Лезвия Круга, оглядел сборище и коротко извинился за опоздание.

— Перейдем ко второму вопросу, — ядовито продолжил Канцлер. — Вам знакомо вот это, мессир?

Ярран бегло оглядел всученный пергамент, свободной рукой вытирая потный лоб. Давно перевалило за полдень, но солнце жарило все так же нестерпимо.

— Где вы это взяли? — глухим голосом спросил барон. Гэлад слабо покраснел:

— Скажем так, одолжил. Позволите зачитать?

Мастер Лезвия снова вытер лоб:

— А потом вы спросите, кто это написал?

— Однако, — хмыкнули из угла.

— И кто это написал? — спросил Всадник.

— Моя невеста, мона Алиса да Шер. Только это не имеет значения, — Ярран вытер лоб беретом, который стискивал в руке, и отбросил его, как ненужную тряпку. — Читайте.

— Дрожь… дрожь прошла по земле, — начал Гэлад неровным голосом, приспосабливаясь к почерку, — …это в ее глубинах вставал прекрасный Индрик-зверь. Посыпались камни и мелкие комья…

Потянуло внезапным холодом. В воздухе вот только щедро одаряемого солнцем чердака повисла зернистая серая муть, застящая то ли стропила дырявой крыши и небо над ней, то ли личное зрение каждого из собравшихся.

— …с переплетенными травинками, и все воды двинулись навстречу повелителю. Засеребрились родники, вспухли ручьи, — все более уверенно читал худой Роханский Всадник, — …всколыхнулась застоялая болотная вода, и в зеркалах озерец, испятнивших землю, переплелись молнии и радуги.

Мастеровой с иноземным именем Виктор выглянул в узкое окно. Голубые Дневные молнии над Твиртове вдруг рассекло золотым, и почти сразу, заставив человека отшатнуться, громыхнул гром. Гэлад повысил голос: