Инесса Ципоркина - Мир без лица. Книга 2

Помба Жира легко, словно тень, скользит впереди нас, не оставляя следов в горячей пыли. Хозяйка, провожающая гостей. А кажется, что она убегает. Ничего. От нас не убежит.

Я оглядываю своих спутников. У всех такие лица, что становится ясно: мы не гости — мы войско. Пришедшее не для мирных переговоров. У Помба Жира одна надежда — на то, что изысканные блюда, тонкие вина и шепчущие фонтаны в зеленом патио смягчат наши сердца. Зряшный расчет на человеческие слабости, которых у нас нет.

Места здесь странные, в Утгарде. Есть в реальном мире места, где земля миллионы лет назад исторгла из себя каменные столбы-тепуи [51] Столовые горы, расположенные на Гвианском нагорье в Южной Америке. Слово «тепуи» на языке индейцев пемон, населяющих район Гран-Сабана, означает «дом богов». Тепуи по большей части стоят изолированно друг от друга, возвышаясь над джунглями труднодоступными утесами высотой более 2000 м. Здесь существуют растения и животные, более нигде не встречающиеся. Во многих тепуях имеются промытые водой пещеры в сотни метров глубиной, а также карстовые воронки диаметром до 300 м, образовавшиеся при обрушении сводов туннелей подземных рек — прим. авт. , взмывшие над миром километрами отвесных стен. И пускай рассказы о затерянных мирах с динозаврами и дикими племенами, оторванными от грешного мира и вознесенными заживо на небеса, оказались выдумкой, планета все равно показывает нам эти уголки, точно пожилая дама — школьные фотографии: смотрите, какой я была!

Но если настоящие тепуи — это маленькие выцветшие фотокарточки из семейного альбома, то Утгард — картинная галерея, запечатлевшая юную землю во всех видах. Здесь все какое-то незнакомое — земля и растения, звуки и запахи. Здесь нет времени. Здесь нет ни прошлого, ни будущего. Чтобы отсчитывать время, нужны знакомые цифры, стрелки — ну хоть что-то знакомое, точно маяк в немом и равнодушном океане.

Нет маяков, нет. Трава, деревья, цветы, всплывающие в памяти по единому слову «лес», «поле», «луг» — все исчезло, растворилось в мареве над скудной землей. Только нелепые шишковатые палки торчат из мокрой гнили да высоченные кактусы-не кактусы трясут возле самого неба листьями, похожими на лезвия мечей. Это древний мир, сам воздух здесь другой, он входит в глотку заточенным шилом и пахнет не то грозой, не то смертью.

— Ложись! — Нудд швыряет меня лицом в опавшие листья, огромные, больше моей ладони, коричневые и подгнившие, на первый взгляд похожие на брошенные лодочки мелких эльфов, а на второй — фу! — на спинки гигантских тараканов. Эльфийская лодочка вдруг отращивает ноги и улепетывает у меня из-под носа с дикой скоростью. Так и есть. Таракан. Гигантский, каменноугольный, по-своему совершенный. Как хорошо, что я не боюсь тараканов! — старательно думаю я, чтобы не взвизгнуть, не заметаться под тяжелой рукой Нудда, все еще держащего меня за шкирку, будто щенка… А времени-то прошло не больше секунды. Над нами проносится чья-то стрела размером с небольшое копье. Прекрасная, словно превращенное в молнию павлинье перо. Я наблюдаю за ней с полагающимся случаю гибельным восторгом: ну вот, этот стрелок нас и положит. Рядышком. Такой стрелой и сильфа убить можно.

Стрела зависает в воздухе, обнаруживая радужно-стеклянный вертолетный эллипс неостановимых крыл над узким сине-переливчатым телом. Стрекоза?

— Меганевра [52] Род вымерших стрекозоподобных насекомых, существовавших в около 300 млн. лет тому назад. Имели размах крыльев до 75 см и были одним из крупнейших насекомых всех времен. Охотились гигантские стрекозы на примитивных растительноядных насекомых диктионеврид, достигавших размеров современных голубей. Личинки меганевры вели наземный образ жизни и тоже были хищниками — прим. авт. ! — облегченно вздыхает Нудд и поднимается на локтях. Супертараканы, придавленные его иллюзорным, но отнюдь не невесомым телом, обалдело встряхиваются и разбредаются в разные стороны, проклиная нас обоих на древнетараканьем языке. Какие еще сюрпризы нас ожидают, сын Дану?

Нудд с неопределенным выражением лица сгибает и разгибает ладонь. На ладони вспухает красная полоса. Ссадина. Может, даже заноза. Вот неженка! И тут до меня доходит: у сильфа не может быть ссадин. У сильфа нет тела. У сильфа нет кожи — тонкой, нежной человеческой кожи, через которую так легко добраться до средоточия нашей жизни и погасить все это мельтешение крови в жилах, мыслей в мозгу и сердца в груди. Сильф — это выдох воздушного океана, а не выброс смертной плоти.