Когда темнота немного рассеялась, она подползла, насколько хватило цепи, к куче соломы, чтобы посмотреть на того, кто разговаривал с нею.
В неверном свете тусклых сумерек она увидела человека — худого, почти обнаженного, совершенно седого. Все его тело испещряли страшные, едва зажившие раны, некоторые из них еще были покрыты коркой. Сидя на камнях, упираясь руками в обледеневший пол, Риэл долго смотрела на красивое лицо, которое не портили даже горестные морщины в уголках рта — свидетельство перенесенной боли. А когда он открыл глаза, увидела в них то, что отличает каждого ормита: силу Огня. Так они, не двигаясь, смотрели друг на друга, пока снова не стало темно. Риэл не могла подползти ближе, ее держала цепь, тогда ормит, с трудом оторвавшись от пола, подполз к ней сам, они обнялись и, обнявшись, провели ночь и встретили еще один рассвет.
— Ты знаешь, где мы? — спросила Риэл.
— В Ненайденном замке, — ответил ормит глухо.
Временами он впадал в забытье и тогда долго лежал молча, словно спал, но при этом на лице его застывала гримаса такой нестерпимой муки, что Риэл отворачивалась, не в силах смотреть.
— Откуда у тебя эти раны? — как-то спросила она. Ей очень страшно было услышать ответ, но все же спросила.
— Ему был нужен мой дар, — усмехнулся ормит, и от этой усмешки у Риэл заболело сердце.
— И… он… взял его?..
— Он не может взять то, что ему не принадлежит, — сказал Ивьял Нрон. — К тому же у меня нет дара.
Риэл показалось, что она ослышалась.
— Ты сказал…
— То, что сказал: у меня нет дара.
— Но ведь тогда… — застывший разум не слушался ее, превращая реальность в мелькание бесцветных картинок. — Ему нужен только дар… если ты скажешь… тебя отпустят, ты…
Она не сразу поняла, что он смеется. Этот смех обошелся ему дорого: некоторые раны открылись и засочились кровью, и смех перешел в глухой стон.
— Из этих подземелий не выпускают, — сказал он, когда боль немного утихла. — Хотя цепи снять можно.
И, видя, что Риэл не понимает, добавил:
— Вот так.
И отцепил от рук железные обручи.
Ничего не произошло. Его не разорвало в клочья, не обрушился потолок, не вбежали стражники через дверь в дальней стене, не случилось ничего, разве что лицо ормита стало пепельно-серым и потемнели глаза. Потом он спокойно надел кольца обратно.
Риэл колебалась всего несколько мгновений. Желание избавиться от привязи было очень сильным, и она встряхнула руками. Руки были настолько худы, что железные обручи легко соскользнули с них и со звоном упали на пол.
И в тот же миг жизнь обжигающей струей стала возвращаться в нее. В тело ворвалась горячая боль, впилась безжалостными когтями, срывая оковы холодного оцепенения. Риэл захрипела, потом закричала и кричала до тех пор, пока боль не остыла, а потом и не пропала вовсе. Она конвульсивно дернулась раз, другой, и ее еще долго била крупная дрожь. Глаза застила черная пелена и не рассеивалась много часов — или дней?… — и Риэл хотела только одного: никогда больше не переживать подобную боль. Никогда.
— Эти цепи превращают человека в раба.
Голос Ивьяла Нрона звучал то тише, то громче, он словно бы шептал в самое ухо, а через мгновение уже кричал издалека. Когда он кричал, Риэл закрывала голову руками и умоляла его замолчать.
Потом черная пелена спала, и она снова смогла видеть. Ничего не изменилось: то же заиневшее подземелье, мутное оконце, маленькая дверь в дальней стене, стылый пол, и она лежит на этом полу, а рядом сидит ормит и смотрит на нее.
— Если ты хочешь сбросить цепи, тебе нужно научиться не кричать.
Риэл не хотела сбрасывать цепи. Ни за что. Лучше смерть, чем такая боль. Она отвернулась от него. Волосы разметались по полу.
— Тебе нужно научиться не кричать, — повторил ормит.
Риэл не ответила и закрыла глаза. Почему никто не входит в эту дверь?..
В это время Кирч стоял на вершине скалы и смотрел на раскинувшуюся перед ним снежную пустыню Экбора.
— …Я родился в Мир-Нроне за десять лет до войны. Я помню, как тревожным шумом полнились улицы и площади, а люди облачались в красное и темно-зеленое — цвета Нронов, и только потом, когда вырос, я узнал, что так наши предки одевались перед большими событиями. Таким событием тогда стала война…
Меня вместе с другими детьми увезли из города — кого в Оскерг, кого в Марну, кого в Брангал и дальше, чтобы нас не нашли, чтобы о нас забыли все, кроме посвященных. С тех пор я больше никогда не видел Мир-Нрон. У меня не было дара, но была сильная вера в могущество Огня, поэтому я всегда знал, что я ормит. Я жил этим. И Черный Король выследил меня.
Читать дальше