Иней Олненн - Быль о Холодном Огне

— Ты храбрый воин, авриск. Сразись с одним из моих бойцов и, если победишь, я подарю тебе жизнь.

Дарка мутило от боли, тлеющей в руке, но он в который раз поднялся на ноги, вытирая кровь с рассеченной губы.

Увидев того, кто бросил ему вызов, понял, что обречен.

На поединок вышел великан. Дарк считался высоким, но этот был выше его на целую голову и гораздо шире в плечах. Будь Дарк не ранен и с Гуннхваром в руке, и тогда ему было бы трудно тягаться с ним. Степняки славились упорством и выносливостью, их с рождения приучали к холоду и боли, щиты были их колыбелями, а игрушками — мечи и кинжалы. Дарк попал не к тем степняками, через пьяные тела которых он презрительно переступал на постоялом дворе в Ютвите, нет, здесь были те, чей удел — война.

— Дайте ему меч, — велел вождь.

Меч оказался не ахти какой — чересчур тяжелый, с грубой рукояткой, которая неудобно легла в ладонь.

— Бейся, — сказал вождь.

Выбора не было. С безжалостным лязгом встретились мечи, и воины закружили друг против друга, огибая сложенный из бревен костер, который Дарк инстинктивно старался сохранить за спиной.

— Убей его, Шерк! Убей! Снеси ему голову!

Рев оглушил Дарка, в него начали швырять камни, объедки, палки, кости, он не обращал внимания, сосредоточившись только на своем противнике. Левая рука его работала хуже, нежели правая, но выбирать не приходилось. Степняк наступал, орудуя мечом, как дровосек. Уже несколько раз он мог сразить Дарка, но в последний момент отступал, нанося лишь неглубокие раны. А десятки глоток восторженно орали:

— Давай, давай, выпусти из него кровь по капле!..

Дарк слабел. Отбросив в сторону меч, степняк нанес ему несколько ударов в лицо и живот, а когда Дарк упал, долго бил сапогом под ребра. Смех, визг, улюлюканье плескались вокруг них.

— Шерк — победитель! — орали степняки.

Залитый кровью Дарк попытался подняться, и великан в последний раз ударил его в лицо. Дарк отлетел на несколько шагов и рухнул прямо в горящий костер.

Он лежал в огне, но огонь не трогал его, и смех вокруг быстро стих. Онемевшие степняки смотрели, как пламя обняло неподвижное тело, высушило кровь, текущую из ран, и теперь нежно ласкало, вылизывало, как зверь — своего детеныша.

— Да ведь это же ормит! — волной пронеслось среди степняков, и первые отшатнулись, сбивая последних, словно сама богиня смерти явила им свой лик.

— Загасить пламя!

В костер тотчас вылили ведро воды. Огонь зашипел и притих. Вождь с минуту раздумывал, как поступить с пленником — убить немедля или передать в руки Черного Короля. Выбрал последнее.

— В клетку колдовское отродье! — велел он, и полог из беличьих шкур упал за ним.

…Ночью все иначе. Ночью обостряется чувство страха и опасности. Просыпаются многочисленные демоны и химеры — порождения человеческих душ. Дремавшие при дневном свете, теперь они выползали из своих убежищ, чтобы мучить и терзать хозяев. Ночь — время острого нюха, крови и обманчивых видений.

Над деревьями одиноко висел узкий серп зарождающейся луны, чей лик никогда не омрачают бренные заботы людей. Он равнодушно взирал на раскинувшуюся в чистом поле большую стоянку, заглянул в повозки, в которых спали воины, поиграл с тлеющими углями в догорающих кострах, посеребрил клинки дремлющих дозорных и отправился дальше.

Лунные лучи скользнули по шкуре волчицы, ведущей на промысел стаю. Сверкнули в глазах медведя, поднявшего морду к небу, рыси, перепрыгнувшей с дерева на дерево. Месяц увидел, как со всех сторон, из каждого логова стекаются полчища хищников, словно чей-то безмолвный приказ гнал их вперед. Темная река из вздыбленных шкур и ощеренных клыков текла, превращаясь в море, и замкнулась вокруг лагеря смертельным кольцом.

Дикий, яростный рев разбудил людей. Они повыскакивали из повозок и столкнулись с невиданным противником, и они не знали, как с ним воевать.

Ночное небо всколыхнули крики ужаса и боли, поднялись птицы с гнезд, и вздрогнул месяц. Обезумевшие люди метались по лагерю, но не находили спасения от страшных клыков и когтей. Лошади рвали путы и топтали своих хозяев. Ослепленные страхом, воины в панике рубили друг друга, не различая своих и чужих, и зычный голос вождя уже не мог остановить их.

В самый разгар кровавой охоты от дерева отделилась темная фигура и направилась к клетке, зажавшей в своей пасти человека.

— Дарк, эй, Дарк!.. Это я, Рилг!

Но ормит не пошевелился и не ответил. Тогда Рилг выхватил меч и с размаху ударил по прутьям. Посыпались искры, запахло каленым железом, и прутья упали. Рилг остервенело рубил клетку до тех пор, пока не искрошил ее на части.