Иней Олненн - Цепные псы одинаковы

Ингерд дернулся, как от удара, но промолчал. И тут, откуда ни возьмись, — сокол, молодой, светлокрылый, на макушку дуба сел, ветка качнулась. Поглядел на людей черным глазом и опять вспорхнул. Кхигд сказал:

— Дух рода принимает чужака. Он может жить среди нас, и беды от этого не будет.

Ингерд поблагодарил темноту за то, что скрыла мучительную гримасу, исказившую его лицо. Он не хотел быть одним из них, он хотел одиночества. И он пошел к громовому ручью, в избушку знахаря.

Ни о чем не спросил его знахарь, молча поставил на стол еду и кувшин с вином. Сели они друг против друга — две судьбы, два одиночества. Знахарь одиночество выбрал по собственной воле и не печалился об этом. Ингерд же не ведал, что такое одиночество, оно, не спросясь, само выбрало его. Поздно было отказываться. Косой шрам перечертил его правую скулу от брови до уха, у рта пролегла горькая складка, в волосах белела седая прядь, а внутри продолжала кипеть злость, неутоленная жажда мести железными когтями царапала сердце, рвалась наружу.

— Нам никто не помог, — глухо произнес Ингерд. — Да и кто мог помочь?.. Мы всегда умели постоять за себя! — он налил в кружку вина, одним духом выпил и не почувствовал вкуса, словно пил воду. — Сколько раз мы стояли против Асгамиров, но им так и не удалось опрокинуть нас! Если бы не тот злополучный пожар, если б мы не открыли ворота…

Знахарь все молчал.

— Черные Волки никогда не поднимали оружие на женщин и детей, те, кто напали на нас ночью, не пощадили никого. У вас бывает такое?

— Не слыхал, — ответил знахарь коротко.

— Вот видишь. Но я отыщу того, кто вытравил мою семью, если прежде моя собственная ненависть не задушит меня! Мне бы только вызнать, кто мой враг…

— Так сильна твоя ненависть, что решишься через хаттмар пройти — обряд Белого Огня?

— Решусь.

— Выдержит ли сердце твое? Дороги назад не будет.

Ингерд не ответил, но знахарь ответ по лицу прочел и говорит:

— Вступающий на стезю мести клянется кровью перед лицом огня, и бёрквы свидетели такой клятвы. И если ты не принесешь им обещанную душу, они заберут твою собственную. Я встречал таких людей. То уже не люди были. Почто жизнь свою перечеркиваешь?

— Для того мне жизнь и оставлена, чтоб за весь мой род, что костьми неприкаянными на Стечве лежит, отомстить, — твердо ответил Ингерд.

Знахарь головой покачал, поднялся, подошел к двери и пошарил над притолокой. Достал оттуда маленький сверток и положил перед Ингердом.

— Что это?

— Разверни, — ответил знахарь, а сам пока засветил лучину.

Ингерд сверток распечатал, в нем оказался наконечник стрелы. Он поднес его к огню, чтоб получше рассмотреть, и на боковине увидел знак кабаньего клыка.

— Это Асгамирова стрела, — прошептал он. — Где ты взял ее, колдун?

— Из твоей ноги вытащил.

Ингерд уставился на наконечник, словно держал ядовитого гада в руке. В памяти сразу вспыхнуло имя: Рунар. Сын Эвана Асгамира, Высокого Янгара клана Дикого Вепря, они жили по другую сторону Стечвы, а там земли великие, из конца в конец не пройдешь. И жить бы в мире, но не было мира. Как объяснить, что все у Вепрей есть, а им все мало? Племя Ингерда дралось с ними так часто, что уже знали друг друга в лицо. Как только Асгамиры нападали на Волков, Рунар непременно оказывался против Ингерда, они будто искали друг друга, охотились друг за другом, будто сама судьба определила их врагами.

И вот в ту роковую ночь, освещенную кострами пылающих домов, в той бешеной резне показалось Ингерду, что он узнал в одном из нападавших Рунара. А узнать было непросто — лица их были закрыты, а которые не закрыты, те до черноты вымазаны сажей. Будь он уверен, уже сейчас отловил бы Рунара и голыми руками вырвал бы сердце из его груди!

— Мне нужно имя, — прошептал он. — Имя!

Знахарь попытался его остудить:

— Ну что за нужда? Теперь ты знаешь, что на тебя Асгамиры напали, — он кивнул на наконечник, — так бейся с ними! И душу успокоишь, и Соколиному племени помощь будет! А клятву принесешь — себя погубишь.

Ингерд вскочил и заметался по избе, выкрикивая страшные проклятья, грозясь уничтожить всех Вепрей одного за другим, пока знахарь не сказал ему:

— Уймись. Мстить нужно с горячей кровью, но с холодной головой.

Ингерд запустил руки в волосы и сполз по стене на пол.

— Как же мне быть? — голос его дрогнул. — Я не могу ждать!

— Можешь. Сделай ненависть точилом своего клинка. Пропитай ею стрелы своего лука, и тогда твоя месть поразит без промаха. А сейчас ложись-ка спать. Оставь раздумья светлому дню. Этак оно вернее будет.