Иней Олненн: Книга 2. Быль о Холодном Огне

— Ну, как? — спросил он, потирая замерзшие руки.

— Его зовут Дим. У него зеленые глаза.

— Откуда он? Куда шел? Как оказался у холма? Ты спросил его об этом?

— Остановись, Грумвор! — Огдалим сердито насупился. — Уж слишком быстро хочешь все узнать! Он едва в себя пришел, не могу же я его вопросами мучить!

— Хм, хм… — из-под насупленных бровей Грумвор задумчиво посмотрел на спящего Дима. — Светлые волосы, зеленые глаза… Он скорее оквитянин, чем лигриец, и уж точно не горец.

— Оквитянин, лигриец, горец!.. Всех вспомнил! — рассерженный Огдалим походил на наседку, защищающую цыпленка. — Не столь уж важно, в каком из княжеств он родился, он, как и все, — авриск!

— Ну, будет тебе, Огдалим, успокойся, — Грумвор примирительно протянул ему руку. — Главное, мальчонка поправляется, значит, мы не зря старались.

— Но как только он поправится, — прозвучал от двери голос, похожий на скрежет ржавых петель, — ему придется покинуть Кибал! Мы попираем волю богов!

Воинственно вздернув крючковатый нос, в дверях стоял Хокрам. Огдалим, который побаивался его, промолчал, но за Дима снова вступился Грумвор:

— Мальчик покинет Кибал не раньше, чем сойдет снег! Мы его выходили, а ты хочешь, чтобы он замерз за ближайшим поворотом дороги? Или попал в лапы степняков? Оставь же свое глупое упрямство, не то оно погубит парнишку!

С минуту непримиримые спорщики испепеляли друг друга яростными взглядами, потом Хокрам, глядя на Грумвора снизу вверх, отчеканил:

— Как бы там ни было, у него лишь два пути: либо он уйдет отсюда как можно скорее, либо его домом навсегда останется башня! Мы и так уже достаточно отступили от правил, и тогда уже твое упрямство погубит Кибал!

Тут не выдержал Огдалим. Он подскочил к своим собратьям и вытолкал их из комнаты со словами:

— Убирайтесь! Немедля! Ступайте в библиотеку и там ругайтесь, чтоб вас не слышно было!

Захлопнув за ними дверь, тревожно взглянул на мальчика — вдруг разбудили? Но тот спокойно спал и чему-то улыбался во сне.

Так прошло еще несколько дней. Огдалим продолжал поить Дима отварами, заставлял хорошо есть, но от ответов на вопросы уклонялся — нельзя ему было рассказывать про Кибал, никак нельзя! Однако вопросов становилось все больше, и он решил посоветоваться с Грумвором. Грумвор на его сомнения ответил так:

— Не мне тебя учить, что можно рассказать, а о чем лучше умолчать — для его же блага. Направь любопытство мальчика в другое русло, у тебя же в запасе столько всяких интересных историй!

— Но я же не могу говорить без конца! Кому это под силу?.. Стоит мне замолчать — из него вопросы сыплются, как из рога изобилия!

— Если уж кому и под силу, то только тебе. А мне пора, Хокрам ждет.

Бедняга Огдалим начал осознавать всю сложность своего положения — вот попал так попал! И с неудовольствием вынужден был признать, что Хокрам, опасаясь появления в Кибале человека, во многом был прав.

Когда Дим сидел в постели и пил отвар зверобоя, изо всех сил стараясь не показать, какой он невкусный, Огдалим как бы невзначай поинтересовался:

— Откуда ты, светловолосый? Какому роду принадлежишь?

В ответ Дим жалобно сморщился. То ли отвар оказался слишком горьким, то ли такими горькими были воспоминания. Огдалим ведь давно понял: тут что-то не так, ведь ни с того ни с сего даже в такое лихое время дети посреди дороги не замерзают, словно бездомные собаки.

— Ты жил за озером? — участливо спросил он.

Мальчик кивнул, не глядя на него.

— Ты ушел оттуда?

Снова кивок.

— Вас пожгли наемники?

В тот день, когда они нашли Дима у подножия холма, над деревней за Синим озером полыхало черно-багровое зарево: степняки — безжалостные грабители, захватчики Долины — прошлись по ней огнем и мечом. И все же причина оказалась не в этом.

— В нашей деревне нечего было грабить, — худенькие руки сжали пустую кружку. — К нам наведывались степняки, но даже они брать ничего не стали. Пару раз наезжали хессы — Охотники, они искали каких-то служителей, но отец сказал им, что мы сами бы их убили, если б только встретили. Хессы тоже никого не тронули.

Дим поднял глаза, и теперь в них безраздельно плескались поднявшиеся из глубин обида и боль, мальчик еще не научился скрывать ее, как это делают взрослые.

— Меня впервые ударил отец. Ни за что. Просто так, — Дим повертел в руках пустую кружку, вроде как беспечно. — Просто потому, что все стали относиться друг к другу хуже и хуже. И я узнал, что он вовсе мне не отец и что я вообще ничей. Тогда я ушел.