Сшибая по пути степняков и перепрыгивая через тела, они побежали к храму.
Из-за низкой двери, где сидели эгнары, доносились хрипение и грохот, словно там грызлись звери.
— Что это?
— Я запер там этих… отмороженных, — на ходу сообщил Дарк, споткнулся и упал. — Кажется, они пытаются сломать дверь.
— Хорошо, если бы при этом они сломали себе шею, — к ним присоединился Вик Редмир, и втроем они вбежали в пасть чудовища — храм Суур.
И застыли на пороге, оцепенев от ужаса.
Двенадцать колонн возвышались в ледяном мраке, они поддерживали собой балки перекрытий, облюбованные вороньем.
Крупные птицы цветом чернее темноты хищно глядели на обнаженные тела, прикованные к колоннам цепями. Под сумрачными сводами царил запах мучений и смерти. В этих бессильно обмякших, испещренных багрово-синими рубцами и кровавыми ранами телах авриски с трудом признали людей. А когда признали — стон отчаяния и гнева вырвался у них.
Рожденные свободными и возмужавшие с мыслью, что битва — удел свободных, они никогда не подвергали врага пыткам и предпочитали честный бой удару из-за угла. Поэтому представшее взорам привело их в ярость.
Дарк выхватил Гуннхвар и принялся разрубать цепи. Вик Редмир метался от колонны к колонне, вглядывался в каждое лицо, но не мог признать никого. И только когда из его груди вырвалось рычание раненого зверя, все поняли, что он нашел то, что искал так долго. Он нашел Карин, но она была мертва, как и все остальные.
Рилг обернулся в поисках мальчика.
— Дим! — крикнул он. — Проклятье! Где Дим?
В каменном полу у дальней стены была вырублена жертвенная чаша, в ней умерщвляли людей, и кровь по двум желобам вытекала во двор. Кирч стоял возле нее, и лицо его в этот момент было чужим, незнакомым и страшным.
Кровью на алтаре было начертано одно-единственное слово:
Хонт.
Тот, кого в Махагаве звали Одиноким Охотником, здесь носил имя Кугун. В Махагаве он был больше птица, чем человек, в Долине он не захотел быть человеком и остался орлом. У него, единственного атанна во всей Долине, был сын. Кровный сын. Месгиор.
Кугун был глазами бессмертных, а Месгиор — глазами Кугуна. И это он, молодой и горячий, узнав о возвращении в Долину короля, возвестил об этом всем, но первым его услышал Черный Король.
Черный Король убил Месгиора, но весть о юном Ингваре Стиэри подхватили другие птицы и принесли людям.
И вот теперь Кугун летел над Долиной и глядел на нее сам, впервые за много-много лет.
Он летел и чувствовал себя вновь молодым и сильным. Он пил свободу, дышал ею и не мог надышаться, потому что знал: возможно, это его последний полет. Всех призвал Ашгирм, и будущее никому неизвестно.
Он летел и видел, как гудит растревоженная Скавера. Он слышал звон кольчуг и ржание взнузданных лошадей. У него рябило в глазах от бесконечного числа воинов в походном облачении, дух близкого сражения витал меж ними, так радуются застоявшиеся кони в предчувствии воли.
Он видел, как Скавера готовится к походу.
Он видел, как плакали женщины и плакали дети, а старики обнажали головы. Князь Тим Брандив уводил на войну их мужей, отцов и сыновей.
— Буде мы проиграем сражение и не вернемся — держитесь, сколько сможете, — сказал он. — И не посылайте нам подмогу, даже если будем просить.
Вместе с ним уходил в бой его единственный сын Искер, хотя ему еще не минуло и пятнадцати зим. Он погибнет, как погиб Месгиор, в начале полета, и князь будет жить с обескровленным сердцем, как и Кугун. Всех призвала Марах Азбар, и каждый заплатит по себе.
Ашгирм случается только по воле эльмы Судьбы. Человек становится равным богам, а боги гибнут, как люди, и все страшатся поражения. Поэтому закон запрещает им вступать в схватку между собой, ибо тогда люди перестанут почитать богов, а боги — любить людей и в мире воцарится хаос.
Он видел, как орды кочевников и Охотников стекаются на поля Оквиты.
Черный Король принял вызов. Не мог не принять.
Приближалось сражение.
Не было в Долине заброшенных, уродливых мест до тех пор, пока там не пролилась первая кровь. Кровь правых и виноватых сожгла травы и вычернила землю, на ней теперь не росло ничего, кроме крапивы и чертополоха.
Болота Хонт несли проклятие самой эльмы Судьбы. Когда бессмертные нарушили запрет и открыто выступили друг против друга, они в наказание приняли смерть, как смертные, а цветущий уголок Оквиты волею высшей из эльямаров превратился в безлюдье и безтравье, чтобы служить напоминанием о неотвратимом и беспощадном возмездии.
Читать дальше