Робин Мак-Кинли - Красавица

– Я люблю тебя и хочу выйти за тебя замуж.

Кажется, я потеряла сознание, уже не в первый раз. Чудовище исчезло, а за ним и все остальное, или, быть может, это произошло одновременно. Яркая вспышка света – словно взорвалось солнце, а затем меня ударило волной воздуха и поднялся гул: звон колоколов, огромных соборных колоколов и шум толпы, кричащей и радующейся, ржание лошадей, даже выстрелы пушек. Я съежилась прямо там, где стояла и закрыла уши руками, но это совсем не помогло. Замок задрожал подо мной, словно камни в самом основании крепости хлопали в ладони ; затем пол ушел из-под моих ног и меня ударило волнами света и звука. Внезапно все успокоилось также быстро, как и началось. Я опустила руки и с опаской открыла глаза. Сады выглядели по-старому; возможно, солнечный свет стал немного ярче, но ведь было утро и солнце только вставало. Я обернулась и оглядела комнату.

Чудовища нигде не было. Рядом со мной стоял мужчина, одетый в золотой бархат, как и хозяин замка, с белыми кружевами на запястьях и у горла. У него были карие глаза и кудрявые каштановые волосы с седыми прядями. Мужчина был выше меня, хотя не так высок, как Чудовище; и пока я смотрела на него с изумлением, он улыбался мне, кажется, чуть неуверенно. Он был ошеломляюще красив; я моргнула, почувствовав себя глупо.

– Мое Чудовище, – начала я и голос мой прозвучал пискляво. Я почувствовала себя школьницей рядом с этим великолепным джентльменом. – Где он? Я должна найти его…

И я попятилась от окна, не отрывая взгляда от своего неожиданного гостя.

– Подожди, Красавица, – сказал мужчина.

Я остановилась.

– Ваш голос, – отозвалась я. – Мне знаком ваш голос.

– Я и есть Чудовище, – ответил он. – На мне лежало проклятье: я должен был жить в этом замке, будучи ужасным Чудовищем, пока однажды какая-нибудь девушка меня не полюбит, несмотря на мое уродство, и не пообещает выйти за меня.

Я продолжала потрясенно глядеть на него. Голос мой казался мне слабым и звучал глупо.

– Ваш голос… я узнаю его, но он звучит по-другому.

И задала абсурдный вопрос:

– Это и правда ты? В смысле… Я… Что ж, мне довольно сложно…

Я оборвала себя, закрыв лицо руками, и ущипнула себя за подбородок, убедившись, что это не сон; послышался звон браслетов, падающих на мое запястье.

– Да, это и правда я, – мягко ответил он. – но голос мой теперь раздается из груди меньшего размера – человеческой.

– Ты - тот молодой человек с последнего портрета в галерее, – внезапно осенило меня.

Он сухо улыбнулся.

– Да, но, боюсь, теперь я не так молод; Даже заклятия не могут полностью защитить от времени. И я не чувствую себя больше молодым. – Он опустил взгляд на свои руки. – Первые десять лет я учился ходить прямо, как человек.

– Кто сделал это с тобой? – спросила я, вновь попятившись к подоконнику, благодарная за его поддержку, как была благодарна перилам балкона в другую ночь первой встречи несколько месяцев назад.

Он замер.

– Это, вроде как, старое семейное проклятие. Мои предки, хм, вели себя довольно по-ханжески, из кожи вон лезли, пытаясь произвести впечатление на соседей своим благочестием. После первых нескольких поколений фарисейской семейки, местный колдун потерял терпение и проклял их: но, к несчастью, их добродетель была значительней, чем они о ней говорили, так что проклятье не сработало. Но, будучи колдуном, он решил подождать их первой ошибки. Моя семья посмеялась, что не помогло его настроению – и к несчастью для меня, в конце концов, ошибку совершил именно я. Возможно, ты заметила орнамент на парадных дверях.

Я кивнула.

– Это я, два века назад.

Он отвел взгляд, а когда вновь посмотрел на меня, то вынужденно улыбнулся.

– Прости, я так стар, думаю, счет идет как год за десять. Я очень долго ждал. И теперь не могу тебя отпустить, понимаешь. Надеюсь, ты не будешь сильно возражать.

– Я не могу выйти за тебя, – возразила я и улыбка покинула его лицо, словно ее срезали, а глаза потемнели и наполнились печалью. Я продолжала бормотать, – Посмотри на себя. Ты должен жениться на королеве или ком-то подобном, на герцогине, не меньше, а не на такой серой посредственности, как я. У меня ничего нет – ни приданого, даже титула не имеется.

– Красавица, – начал он.

– И не стоит считать себя мои должником, потому что я сняла твое проклятье. Ты… – заторопилась я, – столько сделал для моей семьи и для меня. Я никогда не забуду… время, проведенное здесь.

Выражение его лица становилось все удивленнее, пока я говорила.