Елена Козак: Ночная бабочка, или История одной любви

Поначалу на левом берегу жили бедняки. Все остальные, даже торговый люд стремился на правый. А затем это перестало иметь значение. На левом берегу появилась свои богачи. На правом теперь жили только семьи с вековой родословной и маги, которых аристократия, скрепя сердцем, приняла. Всем остальным путь туда был заказан.

Я с детства жила на левом берегу, но ничуть от этого не страдала. Мой отец был купцом. И он преуспевал. Несколько лавок в Авиане. В каждой только за прилавками стояло трое человек. А еще караваны, что привозили отцу всякие диковинки из чужоземья. Я могла ни о чем не волноваться и наслаждалась жизнью: капризничала, сбегала из дому на вечеринки, гуляла с друзьями до рассвета, а потом дремала за завтраком, и, конечно же, влюблялась…

Первые семнадцать лет моей жизни прошли безоблачно. Хотя в то время я так не считала. Постоянно дулась на родителей, плакала над глупыми обидами, а порой даже мстила. Сейчас это кажется смешным (если бы еще смех не был смешан с горечью!), но тогда все это было безумно важным, ведь таковой была моя жизнь.

Два года назад случилось непоправимое.

Ибо только смерть нельзя исправить.

В тот день я возвращалась с праздника. Он был посвящен нашему городу. Авиану исполнилось триста лет — весьма почтенный возраст, надо сказать.

С утра я выбирала себе одежду, красивую шляпку под цвет платья, цветы на локоны, туфельки…

— О, нет! Что случилось с бантом на носке?!…

Вот и пропускала мимо ушей все, о чем говорили мои наставники. Литература, музыка — они перестали иметь значение. Я и раньше не находила удовольствия в том, чтобы часами корпеть над книгами. А сейчас и подавно — я сгорала от нетерпения.

— Сегодня! После заката! Но почему же солнце так долго не садится?!

А в восемь вечера ко мне в комнату зашел отец и, ничего не объясняя (то, что в вечер на улице опасно он и так твердит ежедневно), запретил выходить на улицу…

— Но почему, папа, ты ведь обещал?!

— Я передумал. Это слишком опасно.

— Но что может быть опасного?! Я ведь иду с друзьями и с…

— С кем еще?

— Ни с кем. Оговорилась! — Я опустила вниз глаза, стараясь ничем не выдать свой обман.

Но в те времена я не умела лгать.

— Прекрасно! Но все равно ты никуда не пойдешь! — отец вышел из комнаты, громко хлопнув дверью.

Я топнула ногой от злости. А затем упала ничком на кровать, размазывая по лицу слезы:

— Ненавижу тебя! И маму тоже. Ну, почему вы оба всегда против меня?! Это несправедливо!

Мир, вообще, безумно несправедлив.

Не знаю, как долго я так пролежала. Возможно, всего пару минут, а, возможно, что и больше получаса.

Но внезапно раздался стук. Затем еще один. Кто-то кидал небольшие камешки в стекло. Я встала, быстро вытерла слезы с лица и подошла к окну. Внизу возле самой ограды стоял Дорин. Он улыбался, и в его темных глазах пробегали смешинки. Друг…, хотя какой он друг — любимый, звал меня на праздник. Я долго смотрела на него, потом махнула рукой и подбежала к двери, заперла ее на ключ. Открыла окно и вылезла наружу. Быстро скинула туфельки и по одной из колон спустилась вниз.

Подняться наверх было бы сложнее.

Но в тот момент обратный путь меня не волновал. "Доберусь как-нибудь" — самоуверенно решила я.

На земле я сразу попала в объятия Дорина. Он целовал меня, пока я не увернулась:

— Нам пора!

— Прости, забылся, — любимый предложил мне руку, и мы двинулись в путь.

Праздник уже начался. Огни, веселый гомон, яркие краски повсюду. Но идти еще было порядком. Все веселье проходило на правом берегу. И хотя мой дом находился на набережной, до единственного моста через Тиари было довольно далеко.

На улицах стоял шум. Люди вокруг были пестро одеты. Они улыбались и смеялись. В небе что-то грохотало и переливалось всеми цветами радуги. "Самый счастливый день в моей жизни…"

Самый ужасный день в моей жизни!

Праздник действительно оказался великолепным. Глава города — Жерар Лафер — решил пустить пыль в глаза совету столицы, королю и потому нанял огромное количество менестрелей, фокусников, акробатов. Пригласил даже магов.

Впрочем, тогда я не искала скрытых причин. Они были последним, что могло меня заинтересовать.

Имел значение только обнимающий и целующий меня Дорин. И буйство красок вокруг — феерическое действо. С одной стороны знойная цыганка, исполняющая зажигательный танец, с другой — фокусник, не перестававший радовать зрителей опасными номерами с огнем.

А вверху, над нами — людьми на площади, переливались всевозможными цветами радуги маленькие огоньки. Они то взмывались в воздух и складывались в восхитительный рисунок, то, словно лепестки роз, падали вниз.