– Зевсий Кронович, – вежливо, почти ласково сказал я, – за сегодняшний день вы очень много испытывали наше терпение – и вот теперь оно, к сожалению, почти уже все вышло. Отныне за каждое неверное слово, действие, или даже мысль вы будете получать удары по самым чувствительным местам вашего организма. Ну не хочется нам чрезмерно затягивать этот разговор, вот и все.
– Хорошо, – растерянно пробормотал тот, – я понимаю, что раз уж я в ваших руках, и дядя тоже тут стоит наготове, то на троне мне уже не усидеть. Так что я на все согласен, Сергий, спрашивайте.
– Итак, – произнес я, – согласен ли ты, Зевсий, сын Крона, добровольно оставить свою должность и удалиться в отдаленную местность для того, чтобы предаться там размышлениям о своем прошлом и заняться духовным самосовершенствованием, оставив свой пост своему наследнику – будущему сыну богини Афины? Согласен ли ты с тем, что до совершеннолетия наследника править должна сама Афина, являющаяся его регентом? Согласен ли ты мирно и добровольно передать ей власть из рук в руки, чтобы правила она со всей возможной мудростью, справедливостью и любовью?
– Согласен, – кивнул тот, но, очевидно, как-то не так кивнул, потому что отец Александр только опечаленно покачал головой и вздохнул.
– Что-то маловато искренности в голосе, – грустно произнес священник, – а ну, Зевсий сын Крона, давайте попробуем еще раз.
И во второй раз тоже ничего не получилось, и в третий, и только с четвертого оборота это короткое слово было произнесено правильно. Правда, и мне раз за разом пришлось повторять одно и то же, но я совсем не обижался на отца Александра – если надо, так надо. Наконец формальное отречение от престола было произнесено по всем правилам, и Зевсий перестал быть верховным богом, передав эту должность Афине. Все это было зафиксировано специальным заклинанием, и эту запись можно было бы показать любому богу – и тот никогда не будет сомневаться в истинности отречения. Король умер – да здравствует король; и на трон Зевсия временно взошла его сестра-дочь Афина Первая.
Теперь самым настоятельным образом встало два вопроса. Первый – о том, что делать с Зевсием, пока мы не сможем поместить его в специально подобранный мир, и второй – о моем, хм, акте зарождения новой жизни с самой мадмуазель Афиной, которого стесняюсь и я, и она. Она – потому что старая девственница с многотысячелетним стажем, а я – потому, что еще ни разу не приходилось мне заниматься этим делом не по велению своей души и тела, а, как бы так сказать, ради интересов дела и тем более с богиней, у которой такая репутация.
Вопрос с Зевсием пообещал решить отец Александр, на некоторое время закапсулировав его в некое подобие кокона тутового шелкопряда. Процесс начался еще в ходе допроса, и к вечеру бывший повелитель олимпийцев будет крепко спать, спутанный паутиной, в своих сновидениях вернувшись в то время, когда он действительно был великим и ужасным, а не желчным мелочным старикашкой, как сейчас. Спросив священника о том, в чем же заключается главная фишка помещения Зевсия в этот замкнутый мир, услышал рассказ еще об одном соседнем мире, который нам обязательно придется посетить, если мы соберемся уходить отсюда большой компанией, с Елизаветой Дмитриевной и прапором Пихоцким, свежесформированной ротой из юных амазонок, штурмоносцем, а самое главное – с выведенным из этого мира народом тевтонов. Грубо говоря – если мы двинемся отсюда налегке (то есть в том составе, в котором сюда попали), то нам будут доступны быстрые межмировые каналы, которые работают по принципу лифта и доставляют сразу на нужный этаж. Но такую тяжесть, какую и количественно и качественно представляет наша компания уже в своем нынешнем составе, не поднимет никакой лифт, а с учетом возможного расширения состава до целого народа – и тем более. Придется нам, фигурально выражаясь, подниматься из этого подвала по лестнице, по порядку – с этажа на этаж, по пути разгребая самые разнообразные накопившиеся завалы и походя наводя порядок. Слишком давно тут не ходил никто вроде нас, и лестничные площадки оказались завалены всяким хламом, мусором, дерьмом, и заросли паутиной.
Так вот – в том самом мире живет народ, который он (не отец Александр, конечно, а тот, кто говорит его голосом) изгнал из мира главной последовательности за некоторые весьма неуважаемые привычки, от которых те никак не хотели отказываться. Насколько я понял, речь шла о Содоме и Гоморре, население которых было не уничтожено (Всевышний не настолько жесток и расточителен), а выслано в один из самых нижних, еще необитаемых миров, после чего пустые города подверглись полному уничтожению. Не зря же Лоту и его присным запрещалось оборачиваться и смотреть на происходящее, а те, кто нарушил этот запрет, подверглись жестокому наказанию.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу