Татьяна Нартова - С первого аккорда

Берестов хмыкнул, проскальзывая за дверь. Егор только закатил глаза и произнес:

— Как скажешь.

— Стой, — с трудом произнесла я. Ноги не слушались, перед глазами все плыло. Подружка, заметив всю плачевность положения, бросилась ко мне. Но первым рядом со мной оказался Сорел. Едва он вцепился мне в руку и опустил мое бренное тело на колченогий стул, как я заорала:

— Не трогай меня! — по лицу текли соленые слезы. Я хотела их стереть, но еще громче заревела, начиная сотрясаться от рыданий. Егор незамедлительно сунул мне бутылку минералки. Дрожащими руками я попыталась удержать ее ровно, едва не расплескав на пол. Первый же глоток жидкости пошел не в то горло. Закашлявшись, я вздохнула, но все же смогла собрать мысли в кучу и глухо спросить:

— Кто ты?

— Муз.

— Кто? — удивленно переспросила Аринка.

— Муза мужского пола, — пояснил Егор, садясь подле меня на корточки. Я посмотрела на него, вглядываясь в светлеющие глаза. Темные волосы его по-прежнему стояли дыбом, но к щекам уже возвращался прежний румянец.

— А где же твои крылья? — глупо произнесла я.

— Какие еще крылья?

— Ну как же? Музы ведь должны по идее носить на своих эфирных крыльях вдохновение, как высочайший подарок простым смертным. Прилетать в образе пышнотелых девиц и шептать на уши сладчайшие речи и рифмы, — простенько объяснила подруга. Лицо Егора вытянулось:

— Я что, так похож на пышнотелую девицу, скрещенную с бабочкой?

— Да нет, — пожала плечами Аришка, — просто не совсем ясно, как же вы… работаете?

— Музы — очень древние существа. В своем обычном бестелесном состоянии мы напеваем песни, которые слышны лишь тем, кто обладает хоть каплей таланта. Они не воспринимают ее ушами, у этих людей словно есть особые органы восприятия, интуиция, сверхсознание, называйте этот как хотите. Думаете, почему у Берестова такой голос?

— Он тоже муз? — уточнила я. Егор кивнул.

— Вот почему в тот день, когда вы пили коньяк на кухне, он так быстро засобирался домой. Он же ведь со всей серьезностью отнесся к твоей фразе, что слова витали в воздухе. Это ведь для нас не пустая болтовня.

— Откуда ты знаешь про коньяк? — непроизвольно вырвалось у меня, — Ты был там?

— Мне не обязательно быть рядом с человеком, что бы видеть, чем он занимается и что у него на душе. Тем более, если я муз этого человека.

— Ты мой муз? Так вот почему я "случайно" столкнулась с тобой около своего двора, а потом ты так легко смог столько времени общаться! А я грешным делом думала, что тебе все обо мне Аринка выложила.

— Ничего я ему не выкладывала, — влезла подружка. Мне постепенно становилось легче. Пульс возвращался в норму, дышать теперь можно было свободно, не опасаясь нового приступа необоснованной истерики. Зато теперь все становилось по своим местам: и странные, меняющие форму тени, и мой экспромт в "Красном закате".

— Ну, раз так, — продолжила я, шмыгая носом. Информация доходила до меня отдельными кусками, и лишь только потому, что я не воспринимала ее отчего-то всерьез, так сильно она меня поразила. Зато вопросы рождались один за другими просто с пулеметной скоростью. Однако самым важным и первостепенным я посчитала именно следующий:

— Ответь честно: сколько же тебе лет.

— Двадцать тысяч триста пятьдесят три года. Берестов на пару десятков лет старше меня, -

Я невольно присвистнула, только теперь понимая, почему глаза двадцатидвухлетнего парня показались мне настолько мудрыми и взрослыми. Да просто потому, что сам парень был в несколько тысяч раз старше, — Мы с ним знакомы с детства. Он был самым лучшим моим другом, почти напарником. Пока в 1937 году мы не познакомились с одной девушкой и оба не распознали в ней талант поэтессы. И я опять наступаю на одни и те же грабли…

Егор задумчиво уставился на меня, брови его беспокойно сошлись не переносице, но через несколько секунд он продолжил:

— Мы имели глупость явиться к ней в своем человеческом обличии. Несколько месяцев мы тесно общались, сдружились, у нас появились общие знакомые и интересы.

— Она знала, что вы не люди? — последнее слово далось с трудом. Сейчас Егор ничем не отличался от остальных моих приятелей.

— Узнала потом, когда стало поздно.

— Поздно?

— К тому времени мы уже не просто стали друг для друга приятелями. Говорят, что высшие существа, такие как музы, феи, боги — не способны переживать человеческие страсти. Если тебе кто-нибудь об этом скажет, знай, что это полная чушь. Ты даже не представляешь, как мне было тяжело, когда она сказала, что любит меня.