Наталья Кузнецова - Ведьма 2000

Губ Габриеля коснулась лёгкая улыбка. Переживать мгновения того боя было для него наслаждением, даже кровь словно в те жаркие минуты вскипела в жилах, а сердце с силой забилось в груди, по всему телу разгоняя жидкий огонь. Эти мгновения стали для него драгоценными, и он бережно извлекал их из закоулков своей памяти, смакуя каждый миг. Ведь именно тогда они с ведьмой словно стали единым целым, единым механизмом, действующим в одном режиме. Этот напор сбил с толку его братьев, так как такого яростного наступления и откровенного безумия они явно не ожидали. К тому же, крайне редко, а порой ни разу за всю долгую жизнь небесных существ можно узреть перед собой спятившего архангела, рвущегося к смерти, который ко всему прочему явно пребывает в эйфории от этого самоуничтожения. Именно сей прискорбный для Сил Света факт, пусть лишь на краткий миг, но заставил несокрушимых Посланников дрогнуть и отступить. Жаль, конечно, но вскоре они вновь собрались и без особого труда поняли, кто является той ниточкой, что держит Охотника на земле, и тем катализатором, что побуждает его на борьбу против них. Только, не смотря на это, остановить Ливию, применив свои силы, данные им, они не могли, так как являлись защитниками Света, к войскам которого относилась и ведьма. Это значило, что им оставалось лишь одно: пробиться к разуму девушки и путём внушения, уговоров заставить её одуматься и прекратить своё бессмысленное сражение. Вот только Габриель, зная невероятное упрямство Оливии, не был уверен в том, что она послушает их и сдаст собственные позиции. Однако ангелы не зря выступали Посланниками Высших Сил и гласом небес в мире людей. Они издревле славились своим умением договариваться со смертными и воздействовать на них, используя когда того требовали обстоятельства человеческие чувства, слабости, которые они распознавали мгновенно. Такое понятие, как «совесть» им было неведомо, так что без каких-либо препятствий читая мысли и предугадывая людские желания, они пользовались этими знаниями в своих целях. В итоге, каким бы сильным духом человек не обладал, крылатая братия находила к нему подход и, потянув за нужные ниточки, превращала в послушную марионетку в своих руках, играя им словно кукловод. Ливия же, несмотря на то, что являлась могущественной ведьмой, была и остается прежде всего человеком, подвластным эмоциям и страстям, со своими уязвимыми местами, которыми рано поздно ангелы должны были воспользоваться. К тому же, в сложившихся на тот момент обстоятельствах Посланники не могли медлить, а это значило, что они мобилизуют все свои возможности и будут действовать жёстко, идти напролом, не ограничивая себя, и тогда девушка сдастся на их милость. Габриель знал, что исход будет таковым, но решил для себя, пока есть время, он не сбавит обороты, пытаясь продлить последние мгновения перед неизбежным расставанием. Так что для него не было сюрпризом, когда спустя какое-то время воля девушки надломилась, и она поддалась уговорам, а между ними в тот же миг словно появилась невидимая трещина, готовая стать пропастью. «Начало конца» — вот как ознаменовал это мгновение парень. Произошедшее же следом событие стало для него неожиданностью. В измученном сознании зазвучал голос любимой, с такой нежностью и тревогой взывавший к нему, что внутри у Габриеля всё сжалось и потянулось к ней навстречу, но между тем он отчётливо почувствовал смятение и душевную муку Оливии. Боль же, с которой тщетно боролась девушка, была настолько сильна, что ломала и рвала её на части, словно кислота разъедала сердце и душу несчастной, только она, будто не чувствуя этого, молила его об одном: уйти, дабы остаться в живых. В тот момент с его глаз словно спала пелена, и он смог взглянуть на самоотверженность Ливии, на её заботу и преданность, к нему, бесчувственному компаньону, по-новому. Открывшееся же просто ошеломило его, заставило задохнуться от наплыва эмоций, почувствовать себя на грани. Габриель понял, что было причиной, столь измучившей ведьму и причиняющей ей нечеловеческие страдания; она же заставляла её забыть о себе и всеми силами стремиться помочь ему. За всем этим стоял он сам — Габриель, и душа девушки стремилась к нему, жаждала его! Она нуждалась в нём. И это не смотря ни на что, вопреки всему, пусть она и прекрасно понимала ту бездонную пропасть, что лежит между архангелами и ведьмами, которую так просто не преодолеть. Только Ливия была готова рискнуть, если бы был только единый шанс. Но именно его-то у них и не было, и невозможность единения убивала её, заставляя сердце обливаться кровью. Габриель, ошеломлённый, сбитый столку от открывшегося знания, и сам не понял, как согласился на ультиматум девушки, только помнил, что выпросил один вопрос, продав за него их недолгое счастье. Лишь теперь Охотник понимал, что это стоило того: он получил ответ, который жаждал всем сердцем услышать, и ушел, подчинившись Оливии, чтобы теперь вернуться. Словно со стороны он вновь услышал свой вопрос: «Почему? Зачем ты это делаешь?» и спустя мгновение признание самой девушки, которое оказалось ещё более сокрушительным для него, чем собственные догадки. Слова девушки в единый миг разбили его мир и сердце вдребезги, и, казалось, до сих пор звучали в ушах, отдаваясь эхом в сознании: «Я люблю тебя…" — сказала Ливия тогда голосом, дрожащим от боли и переполнявших её душу чувств. — Люблю так, что задыхаюсь от этого!». Это откровение было подобно взрыву Солнца и потрясло Охотника до основания, столько первозданной мощи заключалось в нём. Даже хладнокровные ангелы прониклись состраданием и потянулись навстречу тому яркому свету, что пылал в груди простой смертной, на которую снизошла благодать, которой имя — Любовь! Но Оливии открыть душу перед неминуемым было невероятно трудно, равносильно тому, как если бы она обнажила кровоточившие раны своего сердца, полностью погрузилась в омут горечи и боли, без сопротивления сняв оборону. Заветные слова опустошили её, сделали как никогда уязвимой и беспомощной. Девушка сдалась и отдала ему всю себя без остатка. Габриель же ясно понял, что отныне и вовеки принадлежит лишь только ей, а это значит, что он вернётся назад, чего бы это ему ни стоило.