Антон Грановский - Гончие смерти

Лицо волхва потемнело от ярости, а глаза его побелели и лишились зрачков и радужки, словно их бросили в кипяток.

– Убью тебя! – возопил волхв страшным голосом, вытянул руки и стал стремительно надвигаться на Глеба.

Глеб, понимая всю бесполезность сопротивления, замахнулся мечом, и в то же мгновение Лесана прыгнула к ближайшему дереву, взвилась в воздух и схватила что-то с ветки.

Раздался громкий вопль, высокая фигура волхва покачнулась и стала рассыпаться на куски, а за спиной у Глеба что-то неразборчиво крикнул Хлопуша. Глеб быстро обернулся. Лесана, упав на траву, билась с огромным черным вороном, которого она сорвала с ветки.

Ворон вопил страшным голосом и бил Лесану огромным клювом по рукам. Хлопуша и Глеб бросились на ворона одновременно. Схватив упирающуюся птицу за крылья, они быстро стащили черную тварь с Лесаны и ударами кинжалов пригвоздили ее к земле.

– Попалась, птичка! – торжествующе крикнул Хлопуша.

– Вы сдохнете! – злобно каркнул ворон. – Все равно сдохнете!

– Только после тебя, – прорычал Глеб, схватил ворона за голову и быстро перерезал ему глотку.

Тело ворона задрожало и стало расти. Глеб и Хлопуша вскочили на ноги и отпрыгнули в стороны. Тело продолжило раздуваться и вдруг с оглушительным звоном лопнуло, обдав все вокруг перьями и пухом.

– Пёсий потрох! – выругался Хлопуша и отплюнул пух. – Лопнул, как раздутая кишка! И вони после него столько же!

Глеб протянул руку Лесане.

– Ты как? – спросил он.

Лесана потрогала исцарапанный лоб, улыбнулась и сказала:

– Я в порядке.

Взявшись за протянутую руку, она поднялась на ноги. Рамон, прихрамывая, подошел к останкам волхва, окинул их спокойным взглядом, потом сурово сдвинул брови и продекламировал:

– «Сплошная ночь тебя взрастила, демон. На горе света радостным сынам». Да смилостивится Господь над твоей черной душою, колдун.

И перекрестил останки.

Ехать вчетвером на двух конях – занятие несложное. Тем более когда кони крепкие и сытые. После гибели волхва лес вокруг уже не казался таким темным и неприветливым, как прежде. К тому же до большака отсюда оставалось не больше семи верст.

– Слышь, Рамон! – окликнул Хлопуша, мерно покачиваясь в седле.

– Чего? – тихо отозвался толмач, сидевший у него за спиной.

Хлопуша вздохнул.

– Да так, ничего.

– А зачем окликал?

– Хотел убедиться, что у тебя нет проблем со слухом. Здесь, в Волховом лесу, это важно.

Рамон нахмурился и обиженно заявил:

– Очень смешно.

Затем отвернулся и погрузился в молчание.

– Не обижайся, Рамоша.

– Я тысячу раз просил тебя не называть меня Рамошей.

– Что же тут поделать, если ты Рамоша. Не Рамаданом же мне тебя называть. Рамадан – имя чужое, муслимское. А муслимские демоны «шурале» злее наших родных лешаков во сто раз. Нет, друг, с муслимским отродьем я не связываюсь.

Рамон промолчал, и Хлопуша продолжил его донимать:

– А скажи-ка мне, Рамон, как там у вас в Риме называют доходяг?

– Как называют доходяг, не знаю, но всех наших дуралеев называют Хлопушами. Это уж ты мне поверь.

– Вот опять обиделся. Не обижайся, брат. Я ведь любя. – С полминуты Хлопуша ехал молча, затем покосился на Глеба, ехавшего с Лесаной на второй лошади, и заговорил снова:

– Первоход, можно тебя спросить?

– Спрашивай, – разрешил Глеб.

– Говорят, что каждый, кто провел в Гиблом месте больше месяца, теряет свою душу и превращается в темную тварь. Правда ли это?

Глеб усмехнулся:

– Я был в Гиблом месте намного дольше, но я – человек.

– Ты в этом уверен?

Глеб отрицательно качнул головой:

– Нет. А ты? Ты ведь тоже бывал в Гиблом месте.

– Ну, ты скажешь! В сравнении с тобой, я в Гиблом месте гость редкий.

Глеб вдруг поднял руку и осадил коня. Здоровяк тоже осадил своего гнедашку и тревожно спросил:

– Что случилось, Первоход?

Глеб некоторое время молчал, прислушиваясь к чему-то, затем втянул ноздрями воздух, шумно выдохнул и сказал:

– Нас преследуют.

– Кто? – удивился Хлопуша.

– Это я сейчас выясню. – Глеб легко спрыгнул с коня и бросил уздечку Лесане. – Будьте здесь, а я скоро вернусь.

– Первоход, не забывай, что ты все еще слаб, – нахмурившись, сказала ему травница.

– Не настолько, чтобы не пройти пешком двух верст, – ответил Глеб.

– Только возвращайся скорее, – попросил Рамон, – если не хочешь, чтобы этот хлынский Голиаф сожрал меня или свел с ума своей болтовнёй.

– Не волнуйся, Рамон, – успокоил его Хлопуша. – Голиаф сегодня сыт, а поток его веселой болтовни легко разобьется о плотину твоего скучного молчания.