Антон Грановский - Падшие боги

Надей Жгут сгреб тлеющие угли в кучу, потом вернулся к бревну и уселся рядом с Васькой Ольхой. Долго сидели молча, согревая продрогшие тела. Первым молчание нарушил Васька Ольха.

– А ты сколько разов в Гиблое место хаживал? – спросил он, с уважением глядя на старшего товарища.

Жгут растопырил пальцы обеих рук:

– Считай.

Васька глянул на толстые грязные пальцы Жгута и присвистнул.

– А я только раз тут и был, – сказал он. – С дядькой Пыреем ходил. Ох и натерпелся же страху.

Надей глянул на Ваську холодными глазами.

– А чего ж снова поперся?

Васька усмехнулся, почесал грязными пальцами живот и ответил:

– От жадности, отчего еще? У кого бурая пыль, тот сам себе князь.

– Вот появятся охоронцы, они тебе живо башку прочистят и покажут, кто тут настоящий князь.

Жгут зевнул и обмахнул ладонью обветренный рот, чтобы злые духи не залетели. Потом поднял с земли обломок ветки и стал ковырять им в щербатых зубах. Васька долго смотрел на него, размышляя, спросить али не спросить. И все-таки спросил:

– А сам пошто сюда ходишь? Ребята в кружале сказывали, что у тебя хоромы в Остужье с полатями золотыми. Правда аль нет?

Жгут глянул на Ваську из-под густых бровей и усмехнулся.

– Правда.

– А чего ж ходишь? – снова спросил Васька.

– Мне среди людей муторно, – ответил Надей, ковыряя в зубах веткой.

– Как это? – не понял Васька.

– А так. На рожи их тошно смотреть. Поживу, поживу и снова сюда.

– К упырям да волколакам? – не поверил своим ушам Васька. – Нешто они лучше людей?

– Не хужее – это точно.

Васька посмотрел на товарища с восхищением.

– И не боишься?

– А я от их клыков болотным духом заговоренный.

– Правда?

– Кривда!

Во взгляде Васьки Ольхи читалось недоверие. Он слыхал о добытчиках, заговоренных болотным духом, но всегда считал это выдумкой. Болотный дух страшен и людей ненавидит, разве с ним столкуешься.

Надей отшвырнул изжеванную ветку и поднял с земли котомку.

– Ну, отогрелся? Тушим костер да пошли.

Они поднялись с бревна и развязали веревки на мотне. Приспустили штаны и помочились на угли.

Затушив костер, привели одежу в порядок, закинули котомки на плечи и зашагали дальше. Васька опасливо поглядывал по сторонам. Сколько добытчиков тут сгинуло. И еще неизвестно, что с ними теперь: то ли в земле гниют, то ли упырями красноглазыми по лесу бродят да кровь свежую вынюхивают.

Где-то неподалеку ухнула спуржун-птица. Васька насторожился, прислушался и спросил хриплым шепотом:

– Волколаки?

Жгут тоже прислушался и покачал головой:

– Не. Пока солнце за сосны не закатилось, они из чащобы носа не высунут. То медведь или лиса.

Они вышли на полянку, и на душе у Васьки чуток полегчало. Волколаки на такое открытое место не полезут.

Да только рано обрадовался Васька. Едва успел оглядеться, как Жгут зашипел на ухо:

– Княжьи ратники! Прячься в траву и молчок!

Сказано – сделано. Сидя в высокой траве, Васька Ольха приподнял голову. Разъезд из четырех всадников в шеломах, латах, на крепких лошадях неспешно ехал по полю. Узнать на́большего в разъезде не составляло труда. Он ехал впереди, за его плечами развевался красный суконный плащ. Был он гораздо выше остальных ратников, суровее лицом, а в его русой широкой бороде уже пробивалась седина.

Сердце у Васьки упало. Княжьих ратников он боялся не меньше, чем оборотней и волколаков. Глаза Васьки закрылись, а его толстые, обветренные ветрами Гиблого места губы беззвучно зашептали заклинанье-оберег, припасенное на особые случаи:

«Ты зачем меня, матушка, несчастного, родила? Завернула бы меня в льняную тряпочку да бросила бы камешком в синее море. Лежал бы я на дне, не ездил бы в дальние страны, не побирал бы копеечку, не боялся врага лютого. Обереги меня, матушка, окутай своим саваном, прикрой от напастей».

Когда Васька открыл глаза, ратников уже не было. Он облегченно вздохнул и отер ладонью потный лоб. Пронесло!

Кожаный мешочек с бурой пылью, спрятанный за пазухой, топорщил рубаху. Васька поднял руку к груди и осторожно погладил мешочек сквозь полотно рубахи. Вот оно, счастье-то.

Если Бава Прибыток не поскупится и даст хорошую цену, можно будет с полгода не ходить в Гиблое место. Жизнь пойдет сытая, пьяная, да и на утехи любовные кой-чего останется.