Стивен Браст - Гвардия Феникса (сборник)

Паарфи: Я не понимаю.

Браст: Не важно. Я ужасно люблю Патрика О'Брайана и Роберта Б. Паркера. Диана Уэйн Джонс просто великолепна. Пожалуй, мне не стоит упоминать Меган Линдхольм, потому что я написал вместе с ней книгу, но...

Паарфи: Вы полагаете, что ни одно из этих имен мне не известно?

Браст (сдержанно) : Вы же спросили.

Паарфи: Более того, я никогда не поверю, что кто-то может «ужасно любить» кого-то.

Браст: Придется поверить.

Паарфи: В таком случае, может быть, назовете кого-нибудь из своих коллег, кто не попадает в категорию тех, кого вы «ужасно любите»?

Браст: Что?

Паарфи: Назовите плохих писателей, которые работают в одной с вами «области» – если можно так сказать.

Браст: А, понятно. Ладно. И возможно, обезьяны...

Паарфи: Иначе говоря, вы отказываетесь отвечать?

Браст: Вот именно.

Паарфи: Хорошо. Не хотите ли рассказать о том, над чем вы сейчас работаете?

Браст: Я собираюсь написать еще одну историю о Владе Талтоше.

Паарфи (зевает) : Правда?

Браст: Да. В моем произведении ему платят огромную, сказочную сумму за то, чтобы он прикончил утомительного, занудного, манерного писателя исторических романов, но в конце концов он делает работу бесплатно, да еще в процессе обнаруживает, что получает удовольствие, пытая и...

Паарфи: Полагаю, наш разговор окончен.

Браст: Вот именно.

Случилось так, что в одну из домиц весной 109–го лета правления императрицы Зерики Четвертой некая леди из Дома Лиорна находилась в гостинице «Одинокий сад», той самой, где был создан «Поединок всадников» - и одиночество леди разделял лишь бокал с вином. Одета леди, известная под именем Челани, была просто: бурые бриджи, блузка бледно–красных тонов с вырезом низким ровно настолько, чтобы намекнуть на очертания ее высокой крепкой груди, и легкий шерстяной плащ в цвет бриджей.

Она сидела и время от времени поглядывала в сторону дверей.

Почти ровно в первом часу пополудни в двери вошел молодой человек из Дома Дзур. Был он рослым и крепко сложенным, весь в черном, квадратная челюсть его свидетельствовала о силе воли, размах плеч доказывал честность, а крепкие мышцы бедер, подчеркиваемые облегающими панталонами, говорили о неутомимости в постельных утехах.

Он сразу же заметил Челани. Пока он подходил к ее столу, она успела встать и вежливо поклониться, на что он ответил столь же учтивым поклоном.

— Милорд Туллис, — сказала она.

— Миледи Челани.

— Не желаете ли вина, сударь?

Брови его нахмурились.

— О, по правде говоря…

— Да? — переспросила она. — По правде говоря?

— Иными словами, если вы желаете честного ответа…

— О, поверьте мне, честность для меня является одной из высших добродетелей!

— А, в таком случае, вы желаете, чтобы я поделился с вами своими истинными желаниями относительно вина?

— Милорд, умоляю вас отметить, что ничего иного я и не желаю вот уже почти целый час.

— В таком случае я, пожалуй, выражаю определенное стремление начать, э…

— Начать?

— Дело, которое мне искренне не хотелось бы откладывать даже на недолгий срок, чтобы выпить бокал вина.

— Милорду, вероятно, известно, сколь важным бывает терпение, и сколь сильно предвкушение способно увеличить грядущее наслаждение?

— О, не могу сказать, будто это не так. Однако…

— Да?

— Вы ведь сами спросили.

— Воистину так, сама, — ответила Челани, пораженная глубочайшей справедливостью этого замечания.

— Итак?

— Что ж, милорд, в таком случае давайте проследуем наверх, покои уже подготовлены.

И сей предложенный план был беспромедлительно претворен в жизнь.

Покои, о которых говорила Челани, располагались на верхнем этаже «Одинокого сада», в задней части. Они представляли собой отдельную комнату, изрядную часть которой занимала большая кровать, дубовая, с атласными простынями, шелковыми подушками и вельветовыми одеялами, отделка же комнаты была выполнена в бледно–желтых тонах, соответствующих цвету штор, которые как раз колыхал ветерок из приоткрытого окна. Освещали комнату четыре висячих светильника, по одному в каждом из углов.

Челани закрыла дверь и повернулась к Туллису.

— Итак, теперь…

Эти слова, однако, были последними, которые она успела произнести до того, как Туллис, одним скользящим шагом покрыв расстояние между ними, обхватил ее обеими руками и припал ртом к ее губам.