Дэвид Геммел - Сипстрасси

Выставленные дозорные либо дремали на своих постах, либо завалились спать под кустами. Никто не опасался войска, которое отступало уже столько дней.

В шатре Леофрика, полководца, на награбленных шелковых коврах расположились начальники отрядов, попивали вино и обсуждали захват Эборакума, прикидывая, какие сокровища ожидают их там. Леофрик сидел рядом с обнаженной молоденькой британской девушкой, которую днем изловили посланные на разведку дозорные. На ее лице лиловел синяк от удара, которым один из них свалил ее, прежде чем изнасиловать. Тем не менее она пришлась Леофрику по вкусу. Он уже дважды взял ее и намеревался позабавиться с ней еще раз, прежде чем утром отдать на потеху простым воинам. Он крепко стиснул ее грудь. Она вздрогнула и вскрикнула, и Леофрик ухмыльнулся.

– Скажи-ка мне, как сильно ты меня любишь, – потребовал он, сжимая пальцы все сильнее.

– Я люблю тебя! Я люблю тебя! – простонала она.

– Еще бы! – сказал он, опуская руку. – И я тебя люблю. Во всяком случае, до утра. – Окружающие расхохотались. – Завтра, – продолжал он, – женщин хватит на всех нас. И не деревенских девок вроде этой, но высокородных римских телок с бледной кожей и накрашенными губами.

– Ты думаешь, Катон отступит к городу? – спросил Баский, младший брат Леофрика.

– Нет. Стен ему не удержать. Думаю, он разделит свое войско и пойдет к Виновии, пытаясь набрать воинов среди триновантов, но ничего у него не получится. Нам придется изрядно потрудиться, гоняясь за ним. Но ему конец. Идти-то ему некуда.

– А правда, что в Эборакуме стены обиты золотом? – спросил Баский.

– Навряд ли. Но сокровища там есть, и они будут нашими.

– Какие сокровища?

– А вот какие, – ответил его брат, опрокидывая девушку и раздвигая ее ноги. Она закрыла глаза, когда под ободряющие крики Леофрик расстегнул штаны и лег на нее.

Этой муке, казалось, не будет конца: за Леофриком последовал Баский, а потом по очереди и все остальные.

Боль… боль и нестерпимое унижение. Наконец ее отшвырнули в угол, и все разошлись по своим шатрам.

Внезапно ночь расколол рев трубы. Леофрик, пьяно шатаясь, высунул голову наружу и увидел хлынувших в его лагерь римских легионеров. Обомлев, он попятился и нашарил меч.

Сея хаос, дисциплинированные римские колонны двигались по лагерю. Воины выбегали из шатров и падали под беспощадными ударами мечей. Застигнутые врасплох готы, почти все без панцирей и щитов, отчаянно дрались в одиночку.

Легионеры Катона, заходя с левого фланга, начали поджигать шатры, бросая в них горящие факелы – ветер раздул пламя, погнал перед собой огненную стену.

На правом фланге ряды было построившихся готов отряд Агриппы прорезал боевым клином, который, точно наконечник копья, нацелился на шатер Леофрика. Как ни был он пьян, готский военачальник, воин с большим опытом, сразу понял, какой отчаянный маневр предпринял Катон, и понял, что еще может одержать победу. Он посмотрел вокруг, оценивая происходящее… Вот! Баский построил своих воинов в стену из щитов! Но им следует перехватить римский клин, остановить его, ринуться вперед самим. Огонь помешает римлянам соединиться, и они не смогут противостоять силам, настолько их превосходящим. Но бедняга Баский до такого маневра не додумается. Леофрик вышел из шатра… и что-то поразило его в спину. Он споткнулся, упал на колени, а потом навзничь, преодолевая головокружение.

Британская девушка оседлала его, сжимая в руке окровавленный нож. Торжествующая улыбка растянула ее губы, когда лезвие качнулось над глазами Леофрика.

– Я люблю тебя, – сказала девушка.

И лезвие опустилось.

Катон стоял над трупом Леофрика. Рукоятка ножа все еще торчала из глазницы.

– Уцелевшие бегут в сторону Петварии, – сказал Агриппа. – Люций преследует их с тремя когортами.

– Хотел бы я знать, что тут произошло, – сказал Катон.

– Не знаю, почтеннейший. Но прими мои поздравления со славной победой!

– Зачем поздравлять меня? Ты внес свою долю в эту победу, как и каждый из тех, кто служит под моим началом. Клянусь богами, этот луг начинает смердеть!

Темные глаза Катона оглядели поле сражения. Всюду валялись трупы. Некоторые обгорели дочерна в пламени, с ревом пронесшемся по шатрам, другие валялись там, где упали, сраженные мечами легионеров. Павших британцев сложили в спешно выкопанный ров. Готов, забрав их панцири и оружие, оставили воронью и лисам.

– Убито двенадцать тысяч врагов, – сказал Агриппа. – Остальным никогда не создать новое войско.