Ольга Елисеева - Нежная королева [= Хельви — королева Монсальвата]

— В таком случае вы должны принять наши поздравления. — ласково обратилась к молодым королева. При взгляде на сияющее счастьем лицо Феоны ее сердце на мгновение кольнула слабая иголочка ревности, и тут же отпустила, как только муж мягко сжал ее опущенную руку.

Леди Босуорт отошла от августейшей четы статс-дамой. Ожидая гнева королевы, она никак не могла понять, за что взыскана такой милостью. Но еще удивительнее было пожалование ее мужа.

Сразу после возложения венца молодой государь зачитал прямо в соборе заранее подготовленный им список новых назначений. Кто бы мог подумать, что король вспомнит в нем о Дерлоке — бывшем фаворите своей жены! Таким обычно готовят дорогу в изгнание, а не к вершинам власти. Но, согласно указу Харвея, лорд Босуорт стал коннетаблем и наместником Верхней Сальвы, как отныне назывались горные районы страны.

Весь Гранар был поделен на четыре части: Северную Сальву, Южную (бывший Южный Гранар), Верхнюю и вновь присоединенную Белую. Сам король соединил в своем титуле достоинство герцога Белой и Северной Сальвы. Наместником Южной остался д’Орсини, он же получил завидную для многих вельмож должность воспитателя наследника престола и негласно был назначен начальником секретной службы королевства.

Епископ Сальвский Робер, носивший теперь прозвание Благочестивый, стал канцлером и председателем Королевского Совета, который пополнился несколькими видными гранарскими канониками и богословами. Ламфа, с каждым днем все больше старевший и, к великому огорчению королевы, слепший на глазах, получил особую милость, о которой давно мечтал, но не осмеливался просить. Его возлюбленный зять, муж старшей дочери Энид, милейший и честнейший Линцей Петерс, уже несколько месяцев помогавший казначею в делах, получил должность секретаря Совета и был приведен к двойной присяге: на верность Гранару и на не разглашение государственной тайны.

Объявление всех этих милостей привело собравшихся в восторг. Под сводами старого храма раздались приветственные крики и рукоплескания, что, конечно, было не вполне пристойно, и отец Робер сделал придворным знак угомониться.

Стоявший на помосте одной ступенькой ниже государей Босуорт в полголоса обратился к Харвею.

— Раз уж мы больше не враги, то не отдашь ли ты мне, по старинному обычаю, на воспитание сына?

В первый момент Деми не понял, о чем он говорит, и Дерлок явно смутился.

— Очень уж мне полюбился твой парень, — засопел он, — Персиваль, я говорю. Мы с ним вместе выручали Феону, и ему сейчас уже семь — пора на лошадь сажать, и на рыбалку с ним в самый раз. Словом, нуждается в мужских руках, а я всегда хотел иметь сынишку… и, — он замялся, — у меня, к несчастью, своих не будет. Так что это правильно, что Хельви выбрала тебя.

Харвей с удивлением вскинул на горца глаза. Тот смутился еще сильнее, но продолжал:

— Нам с Феоной и двоих хватит, а, если ты оставишь Персиваля у меня, то я сделаю его своим наследником. Могу поклясться, что он полюбил горы. Ну так как?

В глазах Босуорта мелькнула почти несбыточная надежда.

Харвею стало стыдно за себя. Он, отец Персиваля, завел себе другого ребенка — настоящего принца, наследника престола — и не далее как сегодня утром говорил Хельви, что желает еще детей от нее. А его первый сын растет заброшенный, и чужой человек, стесняясь своей нежности к его ребенку, должен говорить Деми, что мальчику уже нужна мужская рука! Он ведь даже ни разу не сходил с Персивалем в лес, не посадил его верхом, не подарил лошадку на день рожденья.

Король снова посмотрел на Дерлока. Как это может быть? Такой воин и такой любовник… Оказывается, он не может иметь детей. И он уже два месяца возится с сыном своего соперника как со своим!

Харвей вдруг спохватился, подумав, чего Босуорту стоило сказанное, и что молчание короля, тем более его отказ может больно задеть горца.

— Я почту за честь и буду искренне рад, если мой мальчик останется у тебя. — король обнял Дерлока за плечо. — Наверное, я был плохим отцом, но я все же хотел бы спросить его самого.

Феона заботливо подвела к королю за руку сына. Деми с грустью заметил, как Персиваль робеет в его присутствии и совсем иначе, по-дружески, посматривает на Босуорта.

Горец ободряюще подмигнул мальчику.

— Перси, ты хочешь остаться в горах с Феоной и Дерлоком? — ласково спросил Харвей.

Лицо мальчика осветилось неожиданной радостью.

— А можно? Я хотел сказать… — он осекся.