Подол зацепил очередной сучек и Диана рванула платье, высвобождая его. Не устояла на ногах и упала в кусты, прокатилась вниз по листве и мху. Вставать не хотелось — печальные мысли лишали сил. Девушка перевернулась на спину и уставилась в небо, что подмигивало звездочками и тем, казалось, поддерживает ее. Единственное.
Что она делает здесь? От чего бежит, к кому?
Если бы Уиллу это было нужно так же как ей — он бы нашел возможность за эти два бесконечно долгих месяца дать знать. Но мужчина даже не появился в замке, не попытался увидеться с Дианой, хотя бы передать ей письмецо, коротенькую записку. Последний раз они виделись на их с Адель помолвке. Вернее Диана усиленно смотрела на возлюбленного, ждала, что он хотя бы посмотрит на нее, но тот не замечал любимой, смотрел в сторону, был хмур, немногословен, но более ничем не выдал свое отношение к предстоящему браку.
"Очнись", — прошептал ветер, взъерошивая волосы: "Ты никому не нужна".
Он прав. Разве она нужна Уиллу? Разве он стремиться соединиться с ней? Нет.
Разве она нужна сестре? Она, упрямо непонимающая и непринимающая тех вещей, что почитаются нормой Аделией, досадная в своем неприятии, досаждающая в попытке что-то изменить — нужна? Нет. Она как обуза для младшей сестры, бельмо на глазу, жуткая ноша, которую нести тяжело, а бросить жалко. И сколько облегчения было во взгляде сестры, когда отец объявил свою волю — не меньше, чем осуждения, когда Аделия увидела, как Диана и Уилл, взявшись за руки, стоят под дубом в саду. Ночь для кого-то время сказок, для кого-то кошмаров. Для сестры — последние, и видно потому, со страху и темноты, привиделось той то, чего и не было.
Подняла тогда переполох. Клялась — невольно, о душе сестры радея, от бесчестия спасая. Но так ли уж не специально? Может тогда, в тот момент Адель позавидовала любви сестры и знатного Бредворда, захотела для себя то, что есть у Дианы: Может, тогда она влюбилась в Улла и захотела получить его? Ведь недаром буквально на следующий день, когда отец объявил свою волю, Аделия беспрекословно согласилась, хотя мечтала и стремилась уйти от суетной жизни в монастырь и посвятить себя служению Богу.
Соперница. Сестра — соперница.
Рядом кто-то завыл, словно вторя состоянию души девушки. Надсадный, протяжный вой полетел к луне и звездам, соединяясь с внутренним воем Дианы.
Вой постепенно перешел в скулеж и девушка насторожилась, забыла о своих бедах, уловив в протяжном плаче животного беду куда большую чем ее. Она поднялась и, оглядываясь, пошла на звук. Конечно, разумнее быть осторожнее и не любопытничать, а бежать со всех ног прочь, но если что-то случилось, если животное попало в неприятность, кто ему поможет? Если люди немилосердны друг к другу, то должны же они хоть к тварям божьим проявлять сострадание.
Диана брела наугад. Вскоре поскуливание стихло и было трудно понять, откуда оно до того доносилось. Тишина казалась зловещей и ежила плечи сильнее, чем ночной холод. Но разве можно было остановиться, если она чувствовала себя столь же одинокой и несчастной, как то животное.
Сначала ничего не было видно, но вот вдалеке девушка уловила слабое шевеление. Если это был зверь, то огромный, что заставило ее остановиться и собраться с духом, чтобы подойти ближе. Шаг за шагом девушка медленно приближалась и, наконец, увидела, что никакое это не животное, а несчастный путник, которого видно застала ночь в дороге. Заночевал он явно неудачно — нога попала в капкан чуть ниже колена. А какой уж тут сон, если вокруг ни одной христианской души, выбраться самостоятельно невозможно, а хищников полный лес. В пору и, правда, выть.
Диана осторожно подошла к мужчине и замерла в нерешительности. Ее глаза встретились с его и, девушке стало не по себе, закрались сомнения — правильно ли она сделала, что не скрылась и не сбежала. Рысий разрез глаз с хищным стальным блеском серьезно ее беспокоил, к тому же мужчина был крупным и слегка изуродован лицом, что говорило о задиристом характере. Что он выкинет, Диана не знала, но заподозрила, что незнакомец пожалуй способен на что угодно, даже на самые скверные и отвратительные поступки. Однако отступать было поздно.
— Вы попали в капкан, милорд, — заметила несмело, чтобы отвлечь мужчину от изучения своего лица и фигуры — слишком откровенного. Была бы на месте Дианы Адель — покраснела бы от стыда и упала в обморок, оскорбленная донельзя. Но, старшая Артего не обладала достоинствами сестры и не умела вовремя хлопаться в обморок, изображая оскорбленную невинность — она лишь грозно нахмурилась, надеясь что того довольно, чтобы незнакомец все понял и перестал пялиться на нее, как хозяин на рабыню, которую планирует взять себе в постель.
Читать дальше