Вениамин Шехтман - Инклюз

Я вырулил к шлагбауму, ожидаемо не обнаружив возле него ни Леопольда ни охранника. Все же я был не настолько самонадеян, чтобы въезжать через главный вход. Резко свернув, я, не щадя подвески, поехал между невысоких тополей через лесопосадку, укрывавшую полигон от досужих глаз.

Остановив машину впритирку к бетонному забору, увенчанному, но отнюдь не украшенному, ржавой спиралью Бруно, и вылезши из машины, я встал ногами на капот и подобранной веткой несколько примял спираль. Разумеется, мне не удалось бы таким способом сделать ее безопасной для форсирующего забор, но это вопреки уверенности Ирины, которая в нетерпении ожидала, когда я подам ей руку, с тем чтобы помочь вскарабкаться на машину, в мои планы не входило.

Создав видимость того, что некие лица (мы) преодолели бетонно-проволочную преграду, я взял Ирину за руку и повлек вдоль самой стены. Там при неаккуратной, как это водится, установке забора остались ныне застывшие потеки цемента. Аккуратно ступая по ним, мы почти не оставляли следов, и неопытному следопыту без собаки ни за что не удалось бы установить, что мы ушли прочь, а не полезли через забор. Предпринимать меры, которые сбили бы с толку опытного следопыта или обученного пса, я счел излишним, да и сказать правду, лишь теоретически знал, как проделать подобное.

Пройдя чуть менее полукилометра, что ввиду неудобства избранного способа передвижения заняло приличное время, я нашел то, что искал, и что не найти не мог — секцию забора, установленную без должного тщания. Пожелтевшая раньше и интенсивнее остальных, она чуть сползла одним краем из-за того, что земля под ней была подмыта дождями и стоком талых вод, а должный фундамент подведен не был: одна лишь видимость из смеси цемента с гравием.

Что плохо снизу, то и сверху редко бывает хорошо. Подтянувшись, я убедился, что спираль Бруно закреплена проржавевшими скобками, едва цепляющимися за крошащийся бетон. С помощью перочинного ножа, снабженного особым лезвием для открывания консервов (именно оно было наиболее уместно для такой работы), я помог им полностью утратить сцепление, а затем без особых хлопот приподнял освобожденный участок спирали рогулькой из тополевой ветки. Создав, таким образом, треугольный лаз над забором вполне достаточный, чтобы через него можно было пробраться, не зацепившись, я сперва помог Ирине, а затем и сам перелез и приземлился на корточки по ту сторону забора.

Таясь (в буквальном смысле — стремясь не выходить из затененных областей) и призывая к тому же мою спутницу, я направился к зданиям и вагончикам, олицетворявшим обжитую часть полигона: просмотровый пункт, жилой сектор, склады, кухню и бризовочную.

Никогда не бывши здесь ранее, я все же не опасался заблудиться. Моим ориентиром был звук работающих механизмов. Сейчас масштабные испытания были почти свернуты, и вряд ли кто-то погнал бы технику в дальние части полигона.

Показавшийся вскоре грейдер подтвердил мою правоту. Похоже, он просто чистил территорию, разлохмаченную прошедшими здесь до него тягачами.

Собираясь использовать грейдер как укрытие, я подобрался поближе и прыгнул в тень его колоссальных колес. Здесь я встал в полный рост, а Ирина последовала моему примеру. Говорить мы не пытались: это было невозможно — шум машины заглушал слова, а дизельный выхлоп принуждал держать рот закрытым. Не самым культурным образом, попросту пальцем, указав ей на виднеющиеся между колесами постройки, и жестом позвав за собой, снова пригнувшись, я трусцой оббежал грейдер, оказавшись позади кабины. Уже готовый продолжить движение, я мельком глянул на различимого сквозь довольно чистое стекло водителя грейдера. Не могу утверждать, что сразу же узнал его, скорее меня смутила неуместность белой рубашки с проглядывающим из-под воротника краем галстука. Я замер, пораженный догадкой; и в то же мгновение Леопольд, словно уколотый моим взглядом, обернулся. Его лицо приобрело выражение довольства и некоей устрашающей радости. Уверен, находись под его управлением не грейдер, а легковой автомобиль или, пуще того, мотоцикл с коляской, он резко сдал бы назад или даже поднял свой экипаж на дыбы и, развернул, с тем, чтобы раздавить нас. К счастью это было ему недоступно.

Бесцеремонно нажав Ирине на шею, я принудил спутницу упасть. Выведя её таким образом, из зоны поражения (не будем забывать — Леопольд вооружен, я получил возможность действовать на свой страх и риск. Призвав все свое мужество, буквально взбежал по медленно движущемуся колесу грейдера, цепляясь за желтоватый металл моторного отсека, и бросился всем телом на стекло кабины, чая испугать Леопольда и выиграть, таким образом, секунду-другую. Стекло неожиданно поддалось, так как оказалось не собственно стеклом, а прозрачным плексигласом, иначе говоря — оргстеклом. Превосходное изобретение Отто Рема было закреплено на тонких винтах, проектировавшихся, естественно, без расчета на то, чтобы выдержать удар восьмидесятикилограммового тела. Упав вместе с плексигласом внутрь кабины и изрядно ушибшись, я прижал Леопольда к рычагам управления. Будучи куда менее корпулентным, мой противник оказался в положении гербарного экспоната. Не в силах дотянуться до оружия, он что-то кричал, но его заглушал звук двигателя. Оплевав все оргстекло напротив своего лица, он побледнел и успокоился. Понадеявшись, что он задохнулся, я ослабил нажим, и, выполнив весьма непростой трюк, сумел протиснуться к нему, оттеснив плексиглас в сторону.