Тиамат - Выбор Дэнны

— Как насчет кофе, капитан Лизандер?

— Вы приглашаете или напрашиваетесь, капитан Тинвейда?

— Приглашаю. Нужно обсудить кое-что.

Губы ее норовят сами собой расползтись в улыбке. Есть! Первый сдался!

Только это, черт возьми, даже на почетную капитуляцию не похоже. Он все так же равнодушен, потягивает кофеек, ведет светскую беседу о делах крепости и на Лэйтис по-прежнему не смотрит. Она тихо злится. Был бы загляденье мужик, не будь он таким ледяным. Ведь не дурак, и язык у него как надо подвешен, и мечом владеет отлично, и в седле держится так, что залюбуешься… а ресницы, черт возьми! Вот так, когда он в профиль, они хорошо видны, и нижняя губа чуть выпяченная… и пялиться можно сколько захочешь, он и не заметит.

Обидно это — своих же братьев-кавалеристов словно и за людей не считает. Тягостна с ним беседа, не улыбается, не шутит, заинтересованности не проявляет. Здесь, в Белой крепости, к такому не привыкли, здесь все открыты и искренни, все друг другу приятели. А еще больше она не привыкла, чтобы к ней равнодушно относились. Бывали те, кто терпеть ее не мог с первого взгляда, бывали те, кто шарахался от ее кавалерийской прямоты, но больше было тех, кто смотрел на нее с симпатией, с восхищением.

Дэнну вспомнить только, мальчика своего. И взгляд его жаркий из-под ресниц, и руки жадные по всему телу, и шепот: «Богиня!»

Лэйтис вздрагивает от нахлынувших воспоминаний и не смотрит больше на капитана Тинвейду. Заканчивает разговор, прощается и уходит. «Черт с тобой, золотая рыбка!» Какой смысл терять время здесь, когда дома ждет Дэнна? Вот и свеча горит на подоконнике. Презрев дверь, она впрыгивает из сада в спальню и сразу же набрасывается на него, сонного, полуодетого, растрепанного.

И почему все-таки потом, после всего, когда она уже засыпает, уткнувшись лбом в изгиб плеча под белокурыми волосами, перед глазами на мгновение встают кольца кудрей темных, и бахрома ресниц, и нижняя губа оттопыренная?

Хорош, собака. И не только потому, что неприступен.

Когда сталкиваются друг с другом на плацу, она кивает сумрачно и проходит мимо. На советах перестает изощряться в остроумии. Да и вообще посматривать в его сторону перестает. Нет, не заводится Лэйтис на неприступных.

А потом учения летние, и становится совсем не до капитана Тинвейды. Упахивается она так, что сама по вечерам не может снять панцирь, ей помогает Дэнна. И разминает ей каменные плечи, его Ньярра научил делать массаж. Памятник лейтенанту надо поставить.

Как-то раз, после двадцать третьего учебного поединка, последнего в этот день, обнаруживается, что рядом Тинвейда, такой же замученный и потный, и у нее вдруг срывается:

— Пиво, капитан. Нас спасет только пиво.

Он кивает серьезно.

— Пошли.

И они пьют на галерее, сидя на перилах и постукивая коваными сапогами по камням. Еще обнаруживается в этот день, что у него есть чувство юмора, и шутит он вполне на уровне, почти так же непристойно, как принято в Селхире. Да и вообще — общение вдруг становится приятным. Похоже, ледяной красавец пообвык и расслабился. Они взглядывают друг на друга поверх кувшинов, говорят двусмысленности, и Лэйтис заливается смехом. Любит она мужчин, которые заставляют ее смеяться.

И уже «ты», «Тьерри» и «Лэйтис» — не сговариваясь.

Дальше странно все пошло — то ли перемирие, то ли дружба, но уж точно не роман. После рейда, после тренировок пьют вместе — то вдвоем, то в компании. На советах подкалывают друг друга, острят — но беззлобно. И встречаются почти каждый день. Офицеры перемигиваются, дразнят Лэйтис, она отшучивается: «Не со всеми же мне спать, с кем я пью!» А мысли-то не удержишь. Мысленно уже раздела и облапала всего, но дальше как-то и в мыслях не заходит — он так себя ведет, будто вовсе об этом и не думает. Может, женщин не любит? Так он и с мужчинами такой. Еще ни с кем не спал капитан Тинвейда в Белой крепости, Лэйтис знает это доподлинно. Разве что в городе кого подцепил. И с чего ему мужчин любить, такой не задержался бы на илмаэрской границе. До сих пор в Илмаэре мужскую любовь не жалуют, хоть уже лет тридцать как отменили закон против мужеложства. А спросить его прямо язык не поворачивается — подумает еще, что она себя ему предлагает. Тьфу, было бы кому, тварь чванливая!

Как-то засиделись у нее, далеко заполночь, Дэнна, отчаявшись ее дождаться, спит уже давно, а они откупоривают вторую бутылку бренди. Лэйтис жарко, и гостю ее тоже. Он раскраснелся, откинулся на спинку стула, ноги вытянул, расстегнул куртку почти до пупа. Она отводит глаза, чувствуя, что сейчас искрить начнет. Половина свечей уже погасла, в комнате полутьма, за окнами тихо и темно, только занавески шевелятся от ночного ветерка. Что за ситуация — оба молодые, здоровые, пьяные порядком, и смотрят друг на друга благосклонно, а вот поди ж ты… Дал бы он ей повод, улыбнулся похабно, в глаза посмотрел, колена коснулся — она бы сама все сделала. Уже бы смели посуду и ласкались прямо на столе. Но в нем нет и намека на желание. А скрывать — какой смысл? Видно, кровь холодная, темперамент вялый…