Юлия Тулянская - Возвращение

Пустырь за домом зарос лопухами, репьи и полынь были в человеческий рост. В жаркий летний день на бетонный брус села светловолосая, коротко стриженная, гладко причесанная девушка в синей футболке и джинсовой юбке, вынула сигареты и стала курить жадно, одну за другой, размазывая по лицу слезы и тушь. Пачка перевалила за середину, когда рядом с ней как-то бесшумно образовалась, вылезла откуда-то из репьев, другая девчонка: темноволосая, с торчащими во все стороны волосами, в джинсах.

Она села рядом с плачущей и тронула ее за плечо.

— Тебе плохо?

Та развернулась, встряхнула головой, нахмурилась.

— Ты чего пугаешь? Так нельзя людей пугать. Уф. А если бы меня инфаркт хватил?

— Я не знала… слышу, ты плачешь. Ну и подошла. Вдруг тебе плохо? То есть — совсем плохо.

Девушка вытерла слезы и уставилась в землю.

— А может мне и совсем плохо, ты-то что можешь сделать? Ты вообще кто?

— Я тут живу, — лохматая кивнула куда-то за пустырь, где высилась следующая коробка.

— Ну. А я там живу, — светловолосая кивнула в сторону ближайших домов. — Вот и поговорили, блин. А теперь я пойду. Хотела одна побыть. Думала, хоть здесь получится. Нет, обломись, типа, незнакомый прохожий. Везде люди! — она встала и отряхнула юбку.

Лохматая черноволосая девчонка посмотрела в упор:

— Скажи, почему тебе плохо. Скажи — и иди, и будь одна. Просто вот скажи. Я тебе точно говорю — будет легче.

— Цыганка ты, что ли? Гадалка? Ну… — девочка оскалила зубы, как волчонок, который вот-вот зарычит. И стала ожесточенно говорить, словно выплевывать, мол, "ну, нате!". — У меня мама болеет. И отчим подался налево… загулял, в общем, отчим. Ушел. А ей совсем плохо. Это у нее уже второй раз… То мой биологический, — она выговорила это слово с неподражаемой интонацией. — То этот… дядь Олег. Она, наверно, в психушку попадет. Она, конечно, сама не белая и не пушистая. Не ангел. Но знаешь, прикинь, каково за ней по ночам ходить и таблетки, блин, отбирать или веревку, или ножик… — девушка скривилась, как будто хотела заплакать снова, но слез не было. — Домой идти страшно, вдруг она там уже… висит. Или лежит. А у меня кроме нее никого нет.

— Совсем никого? — внимательно посмотрела лохматая. — Тебя как звать?

— Алена…

— А меня Рина.

— Ага. Будем знакомы. Рин, курить будешь? — Алена как-то обмякла, выдохнула, села, достала пару сигарет из пачки. — Короче…

Девушки задымили на пару.

— Никого нет. А кто у меня есть? Биологический в другом городе. В Питере, если точнее. Пишет. По имэйлу. "Как дела в школе? У меня сейчас трудное время, фирма начинает раскручиваться, бла-бла-бла". И на новый год еще поздравляет. ДядьОлег вот ушел. Я ему не родная, ну как? Вроде он хорошо ко мне, ну то есть по-человечески, но сейчас-то я ему тем более не нужна, а про маму он и слышать не хочет. Истеричка, говорит. Парня у меня нет, подруга одна всего, у нее дома семья хорошая, брат есть, ей хорошо, она даже меня не поймет толком-то.

— А ты у родителей одна?

— У меня не "родители", а мама. У нее я одна. У биологического дочка какая-то, я ее даже не видела. Еще у меня брат был… — она осеклась и замолчала.

— Был? А сейчас?

— Он суицид сделал… самоубился. Давно уже… Я была мелкая. Ничего не помню.

— Отчего? Что с ним случилось?

Алена сглотнула.

— Ну… я не знаю. Я была мелкая. После этого биологический как раз и ушел от матери. Типа она виновата, все дела. Не уберегла… Мама потом хорошо жила с дядьОлегом, ничего не рассказывала, жизнь была хорошая. А потом вот, когда и он подался… Уже полгода как он ноги сделал. И вот сейчас она стала пить опять много, возьмет пива баллон вечером и давай меня грузить… про все рассказывать. Ей тоже же с кем-то поделиться надо. Ну вот только сейчас я хоть что-то и узнала. Что отец ее обвинял, например. А она рассказала, что на самом деле Димка — это так звали брата — увидел, как папаша из машины с выдрой выходил…

— С выдрой?

— Ну, с любовницей своей. Выдра крашеная и есть. И целовались они будто бы. И Димка как раз увидел и понял, что отец обманывает мать. Может, из-за этого суицидом покончил. То есть мне мама это почему рассказывала? Чтобы сказать, что не она вовсе виновата, а отец. Ну, типа, как в "Оводе": падре, вы лгали мне всю жизнь, — Алена сделала последнюю затяжку и затушила бычок о бетон. — Во-от… Еще давай по одной, а? Мне что-то легчает, когда говорим. Если маму заберут в дурку… — она снова скривилась.

— А брат, он что? Что он сделал с собой конкретно? Записка была, или что?