Вольфганг Хольбайн - Кольцо нибелунгов

Хаген удивленно покачал головой.

— Поддерживать династию королей Бургундии в тяжелые часы — долг всех Тронье. Неужели вы действительно подумали, что моя смерть освободит меня от этой благородной задачи?

Если огонь, в котором сгорели Зигфрид и Брюнгильда, был великолепен, то похороны Хагена, происходившие в ста шагах ниже по Рейну, выглядели жалко. Его тело завернули в льняную ткань и положили в небольшую лодку, утяжеленную грубыми камнями. Солдат прорубил топором дыру в дереве, и вода тут же хлынула внутрь.

Эльза наблюдала за всем ритуалом безучастно. Гернот, который предпочел поддержать в эту минуту свою возлюбленную, чем присутствовать на похоронах золовки, грел ее руки.

Солдат отбросил топор в сторону и повернулся к принцу:

— Ваше высочество, не пожелаете ли вы самолично предать этого подлого убийцу вечным волнам?

Его взгляд, наполненный ненавистью, вперился в Эльзу, положение которой не могло обеспечить ей защиту от подобного обращения. Гернот подошел к лодке, которая уже на треть была наполнена водой, и толкнул ее ногой. Лодка проплыла совсем немного и затонула. Принц кивнул солдатам, справившимся со своей задачей, и те побрели в замок. Вскоре он остался наедине с Эльзой, наблюдая, как волны Рейна целуют им ноги. По щеке девушки скатилась слезинка, и Гернот нежно снял эту соленую капельку губами.

— Твое благородное сердце печалится даже о таком человеке.

Она покачала головой.

— Я печалюсь не о его смерти, а о презрении к нему двора. Несомненно, душа Хагена Тронье никогда не стремилась к свету, но все, что он делал, совершалось во имя Бургундии. Всю свою жизнь он прилагал усилия, чтобы добиться благополучия этой страны, которая теперь обошлась с ним, словно с трупом бешеного пса. Разве можно судить о человеке лишь по его последнему поступку?

Гернот не мог ответить на этот вопрос. Впрочем, он и не пытался найти ответ. Вместо этого принц обнял Эльзу за плечи, чтобы защитить ее от ночной прохлады. Когда воды над потонувшей лодкой успокоились, а огонь на холме перешел в тление углей, Эльза задала принцу вопрос, который мучил ее с момента смерти Хагена:

— Что же будет со мной? Куда мне идти теперь, когда я не имею права оставаться при дворе?

Гернот взглянул на нее скорее изумленно, чем рассерженно.

— Никуда ты не пойдешь, Эльза. Ты должна находиться рядом со мной. Твое место при дворе, как и раньше.

Она с благодарностью улыбнулась, но все же возразила, качая головой:

— Я дочь убийцы. Мне будут плевать в еду, а ночью приносить в мою комнату муравьев. Мне придется искупать вину, которую уже не сможет искупить мой отец.

Гернот обнял девушку и крепко прижал к себе.

— Этого не произойдет, потому что завтра, когда взойдет солнце, Эльзы, дочери Хагена, не будет — будет Эльза, невеста Гернота. И никто не посмеет оскорбить будущую супругу принца.

Она подняла голову и долгим поцелуем поблагодарила его за любовь, неизменную в столь трудный час.

Ночь, в которую сожгли Зигфрида и Брюнгильду, перешла в рассвет, и, когда первые лучи утреннего солнца осветили землю, Кримгильда вернулась к пожарищу. Помосты, на которых лежали тела, превратились в пепел и чуть тлеющие угли. Тело королевы сгорело — осталась лишь кучка черных останков. Неожиданно для себя принцесса обнаружила труп своего супруга почти нетронутым, словно неуязвимость Зигфрида защищала его и после смерти. Кримгильда увидела обугленное тело с потрескавшимся черепом, на котором не осталось ни одного волоска, а между припаленных губ — белевшие зубы. Половина когда-то гордого лица сморщилась, но это не испугало Кримгильду, и она нежно поцеловала труп в лоб. В последний раз…

— Я начала жить по-настоящему, когда ты появился при нашем дворе. Теперь это ощущение исчезло. Как и прежде, пока справедливая судьба не спасет меня, мое тело будет двигаться, мои губы будут произносить слова, во мне будет теплиться жизнь, но не будет любви.

Она увидела, как что-то блеснуло в пепле. Это было кольцо, оставшееся на руке мертвого супруга. Не тронутое огнем и тленом, оно сияло, словно умоляя Кримгильду о милосердии. Королева осторожно сняла кольцо с хрупкого пальца и надела его.

— Твой последний подарок. Я буду носить его, пока мы не встретимся вновь.

Она встала и пошла обратно в замок в испачканном пеплом платье.

Нибелунги тихо смеялись ей вслед.

Недели проходили быстро, словно само время пыталось как можно скорее исцелить сердца и души, страдающие от неизбывной тоски и боли. Однако раны, от которых Бургундия истекала кровью, уже не могли зарубцеваться. В то время как королевство процветало, купаясь в благополучии благодаря деньгам Зигфрида, замок погрузился в меланхолию, и мрачные мысли, как и во времена Фафнира, не покидали его обитателей.