И выбрал одиноко торчащий валун в большом отдалении.
Бурый фыркнул, однако пошёл к валуну. Спустя время приблизился, сел на землю, склонив набок большую голову.
— Рад слышать твою тень, Отшельник-у-Края, — тонко проскрипел Вестник.
— И я рад твоему полёту, Взмывающий Высоко, — ответил Бурый. — Почему ты не сел на мой дом, как прежде?
— Что сделали с твоим домом?
— Отблагодарили за приют. Это не злая магия.
— Это чужая магия.
— Да. Ты прежде слышал ли такую, Взмывающий Высоко?
— Нет. Такую — нет. О похожей — слышал: братья мои летают далеко. Но в мире теперь стало много чужой магии. Очень много. И очень разной.
— Я угощу тебя, как положено, плотью и кровью. — Сказал Бурый. И попросил. — Расскажи мне о том, что ты слышал.
Вестник запел.
Бурый слушал песнь, не похожую на его собственные: слишком точную, полную тонких штрихов с одним-единственным значением… да, именно значением, потому что толкований язык Вестников почти не допускал. И слушая, хозяин хижины в предгорьях думал, что в Вестниках воля древних, создавших их, явлена ясно. Этот народ создан для того, чтобы носить по миру новости: быстро, скрытно и точно. Не то, что они, Бурые, до сих пор ищущие свою Главную Цель.
Древние люди-маги тоже как будто не имели Главной Цели… и не потому ли они в конце концов разрушили себя?
…Я летел сюда с запада, редко отклоняясь от прямого маршрута. И над горькими водами между Землёй Гнездовий и Срединной Зелёной Землёй я пролетел над деревянными судами, что строят прямые потомки Творителей. Но с ними на этих кораблях, плывших с севера на юг, была сила, холодная, как пустой воздух больших высот, яркая, как поток лавы из горы-с-огнём-камня. Об этой силе Вестники пели прежде: пять десятков периодов назад и ещё восемь. Но прежде эта сила пребывала на севере, среди руин и хмурых лесов. В первый раз она пересекает горькие воды, и в первый раз она столь велика.
Я летел дальше, к Срединной Зелёной Земле, и полёт был спокоен. Но в Малом Кольце Гор, которое в дне полёта от береговой линии горьких вод, я услышал низкий плач. В нём тоже была сила, но о такой не пели Вестники никогда. Поднимался плач к вершинам и углублялся к корням, и я миновал Место Плача по большой дуге, ибо испугался того, кто оплакивал свою потерю. Был он голоден и не был добр.
Дальше летел я над Срединной Зелёной Землёй, через Малое Кольцо и через Великий Дол, где текут пять больших рек, рождающихся на склонах Матери Всех Вершин. И летел я над Мёртвой землёй, краем тысячи проклятий, и провёл один день, отдыхая в сердце Мёртвой земли, в обители ста благословений, и летел дальше. Я пересёк западные хребты Большого Кольца Гор. А когда летел я над мокрыми землями в середине его, меня нашла и позвала живущая там Новая Сила. И мне трудно было устоять перед этим зовом, хотя проник я в её суть. Темнота духа звала меня, темнота духа, в сердце которой — голодный огонь. Многих пожрал он, но от того лишь больше стал его голод.
И так миновал я мокрые земли в Большом Кольце Гор, и пересёк я восточные хребты его, и опустился здесь, чтобы спеть тебе о том, что я слышал сам и что слышали другие Вестники. Я сел здесь, чтобы ты угостил меня, как положено, плотью и кровью, чтобы ты спел мне о том, что узнал ты в своём уединении, Отшельник-у-Края, чтобы спел ты мне о своих гостях, о том, какова их магия и каковы они сами.
— Благодарю тебя за песнь, Взмывающий Высоко, — сказал Бурый после пристойного молчания. — Утром угощу я тебя, а пока послушай, что было со мной за тот период и ещё семь дней, которые прошли с поры, когда я пел другому из твоего рода.
Бывали гости в доме моём, не званные, но желанные,
Гости щедрые и глубокие, сильные и много видевшие — уммм!
Принимали они из рук моих еду, слушали песни из горла моего, жили под моей крышей, кто недолго, а кто много ночей,
Спрашивали они моего совета, а спросив, принимали его — и я был доволен.
Был среди гостей моих потомок Творителей,
Молодой и сильный, умеющий нести смерть, но знающий цену жизни, о нём сложил я особую песнь.
Была среди гостей моих Неведомая, имеющая две сути,
Юная и не познавшая себя, подобная Творителям и подобная их творениям, о ней сложил я особую песнь.
Но прежде всего хочу спеть я о той,
Что родилась под иными небесами,
Что пришла в дом мой за миром и утешением,
Что оставалась здесь многие дни, слушая новую жизнь в себе,
Что дождалась её рождения.
Слушай!
Слушай!
Имя той, о которой пою я — Ночная Буря.
Читать дальше