Весь снежный мир постепенно закружился вокруг дома Сычихи. Я думала о них постоянно. Я пыталась представить картины прошлого: как однажды весенним дождливым вечером к Маргарите в дом постучался бродяга, как рос маленький Клим, как выглядела красавица Ядвига. Я пыталась вспомнить его — каким он был, когда еще ничего не произошло. Но не смогла, мне было всего восемь лет, зачем мне тогда нужен был какой-то Клим? А сейчас мне столько же, сколько ему было в тот страшный год…
Мое восприятие обострилось еще сильнее. Я стала чувствовать очень слабые запахи, слышать очень тихие звуки, различать множество оттенков цвета. А мои каракули превратились в рисунки. Только на этих рисунках было изображено одно-единственное существо — полузверь-получеловек. Рисунки я тщательно прятала.
Два дня я мучалась — меня тянуло туда, сама не знаю, почему… Но я помнила его взгляд и то, как он сказал эту фразу… Я думала о том, что я заставила его страдать и о том, что я, пожалуй, ему неприятна. Но, увы, я ничего не смогла с собой сделать, поэтому все же решила сходить к Сычихе, чтобы хотя бы узнать, как у них дела и вновь отнести какие-нибудь гостинцы. Чувство гордости притаилось где-то под моей подушкой, я забыла о нем.
Я ускользнула из дома в послеобеденный час, когда матушка с батюшкой прилегли отдохнуть, а Ханна умчалась играть с подружками. С утра мы пекли пирожки, и я припрятала несколько штук для Клима. Сумки моей у меня уже не было, поэтому я завернула их в платок и вновь припрятала под своей одеждой.
Я уже собиралась выйти за ворота, как вдруг мне в голову пришла неожиданная мысль. Еще не успев ее толком осознать, я вернулась в кухню и распахнула старый сундук, предназначенный для вышедших из употребления вещей, которые, впрочем, никто не выкидывал по разным причинам. Слегка порывшись, я нашла то, что хотела: старый нож, с костяной рукояткой и лезвием, покрытым гравировкой. Нож был сломан — рукоять у основания разрезала большая трещина. Папенька думал как-нибудь его починить, но все как-то не хватало времени, и он положил его в этот сундук. Не думаю, что папенька вспомнит про этот нож — добра этого у нас в доме хватало, да и некогда ему… поэтому я безбоязненно вложила нож в свой меховой сапог и отправилась к Сычихе.
Сычиха встретила меня возле крыльца: она сметала снег со ступенек и, увидев меня, улыбнулась.
— А я уж думала, не придешь… Обидел он тебя?
Я махнула рукой.
— Нет, что ты, кажется, это я его обидела… Я принесла немного пирогов… Примет ли он от меня теперь что-нибудь?..
Старуха закивала головой.
— Примет, примет. Ждет он тебя. Не признается, а ждет. Спрашивал вчера. Иди, Грета, иди, он в доме.
Я открыла дверь в полумрак.
— Клим?
Я зашла и закрыла дверь.
— Клим, я принесла тебе пирожков. Ты любишь пирожки с яблоками? А ватрушки с творогом? — я не знала, о чем мне говорить.
Клим вышел из-за печки. От неожиданности я снова вздрогнула. В несколько больших шагов он подошел и вновь оказался так близко от меня. Он вглядывался в мое лицо очень пристально и настойчиво, словно хотел узнать истинные причины моих визитов. Я же не могла оторваться от его зрачков — огромных, пугающих.
— Пирожки?! Ты думаешь, пирожки — это единственное, чего мне не хватает в жизни?!! — его громкий, надрывный шепот царапал мне уши изнутри. Захотелось поморщиться, скорчиться, втянуть голову в плечи. Но я смотрела ему в глаза и, надеюсь, мое лицо не отражало никаких эмоций. Мне было жутко и еще — обидно. Что я делаю не так?.. Наконец, я отвела взгляд и, вздохнув, положила узелок с пирожками на табурет, который очень кстати был рядом.
— Мне казалось, в жизни тебе не хватает друга. А пирожки… просто я не хожу в гости с пустыми руками.
Я снова взглянула на него. Наверное, его душа зачерствела от страданий, и уже ничем не разбить этот панцирь… Я с удивлением почувствовала горечь в своем сердце — заранее почувствовала боль, которая меня ждет. Я поняла, что приду домой — и разревусь, а потом буду долго болеть. Я поняла, что не хочу, чтобы он отвергал мою дружбу, не хочу! Но почему так? Ведь еще несколько дней назад его не было в моей жизни!
Я развернулась и решительно пошла к выходу. И когда я уже схватилась за дверную ручку, я услышала слабое: «Не уходи».
Мы пили чай — я и Клим. Маргарита ушла в деревню по своим делам.
С того дня прошло две недели. Я старалась приходить к Сычихе — к ее сыну — как можно чаще. Мне было с ним интересно. Даже весело. Он очень внимательно слушал мою болтовню, деревенские новости; сам говорил так ладно, иногда шутил (особенно удачно у него получалось подшучивать надо мной), что-то рассказывал — даже из своей прошлой жизни. Только об одном мы не говорили — о Ядвиге.
Читать дальше