Юлия Латaынина - Сто полей

– Вы околдовали меня и мою страну и погубили человека, которого я любила, а вот сегодня тоже поняли, что на поединок выходят не с тем, чтобы выиграть.

Арфарра поглядел на нее и вежливо проговорил:

– Вы ошибаетесь, сударыня. Мне теперь нет смысла лгать – Марбода Белого Кречета заманил и убил Даттам.

Тут стражник поволок его за ворот – так араван Арфарра в первый раз в жизни увидел юного государя и в последний раз увидел Залу Ста Полей.

Секретарь государыни вел допросы сам.

– Я надеюсь – вы подпишете эти бумаги добровольно.

Араван кашлял и листал показания, брезгливо посматривая то на свою арестантскую куртку, то на кафтан секретаря с жемчужными клиньями не по чину.

Чиновники, отправленные ко двору, клялись, что Арфарра вымогал взятки за освобождение. Те, кто строил дамбы и выделял ссуды, признаваясь в хищениях и растратах, оправдывались тем, что половину ворованного отдавали аравану Арфарре.

Вдруг Арфарра поднял голову и спросил:

– А что, говорят, у госпожи Айлиль пропала ее диадема с розовым сапфиром?

«Колдун», – изумился секретарь, но тут же опомнился.

– Подпишите, – сказал он, – и вам сохранят жизнь. Государыня Касия не желает, чтобы за палачом тянулась слава мученика. Она не так кровожадна, как вы.

– Вы лжете, – с досадой сказал Арфарра.

– Допустим, я лгу, и жизнь вам не сохранят. Но ведь вы радеете о пользе страны. Как же вы можете допустить, чтоб народ клеветал на государство: оно, мол, расправляется с честными чиновниками?

Арфарра покачал головой.

– Вы правы, но я этого не подпишу.

Секретарь только расхохотался.

Ночью, в темном и сыром каменном мешке, избитый и окровавленный, бывший араван Арфарра горько плакал.

Он соврал государю.

Он не смог сделать в части государства то, что можно сделать только со всем государством.

Он проиграл не сегодня утром, а год назад, в Иров день, когда побоялся расправиться с Даттамом силой и решил обойтись указами.

Он полагал: фабрика закроется сама, если запретить ввоз шерсти из страны аломов, расселить наемных рабочих по цехам и общинам, предписать выращивать на полях хлопок и коноплю, а крестьян ссудить ткацкими станками.

Сначала все шло хорошо.

Даттам убрал из мастерской жаровни, стал шлихтовать нити в отдельном сарайчике, и платить рабочим втрое больше.

Арфарра поразился, сколько труда Даттам крал у людей, и был доволен повышением платы, – еще два месяца такой работы, и храмовый торговец будет разорен совершенно.

Арфарре донесли: в отчаянии Даттам прибег к магии. Ищет, как сократить число рабочих рук. Хочет брать силу не от человека, а от пара или воды. Но у Даттама ничего не вышло. Да и старался-то он едва ли не по намеку чужеземцев, доставивших Арфарре столько напрасного страха.

Ему донесли: алхимик, отец Кедмераг, никогда не любивший ни Даттама, ни промышленную науку, из одной ненависти к Арфарре поклялся вырастить овец в реторте.

Овец Кедмераг не вырастил. Но из тех же азотных эфиров клетчатки, из которых делают гремучие смеси, он сделал искусственный шелк. Искусственный шелк был в шесть раз дешевле настоящего. Арфарра знал: сколько ни наказывай, – крестьяне норовили не только загубить насаженную им туту, но и старые деревья вырубали.

Зато семена хлопчатника и конопли, розданные араваном, дали богатейший урожай. Треть этого урожая скупил Даттам по цене втрое больше справедливой, – и пустил клетчатку на производство невиданного искусственного шелка.

Арфарру знобило, грубая рубаха липла к иссеченной спине, блохи неслышно прыгали из гнилой соломы. Арфарра плакал, понимая, что империя была смертельна больна, и как распутная черная Шевера требовала крови собственных жрецов.

Арфарре донесли как-то шутку Даттама: «Господин араван считает государство – богом, чтобы считать себя божьим сыном».

Что ж – бог вправе требовать любой жертвы, даже бесполезной, даже такой, которой не искупить вечного греха людей перед Небесным Государем.

Арфарра плакал, понимая, что подпишет все, даже обвинение в шпионаже: сам он добился б такой подписи за неделю.

Через месяц, однако, государыне доложили, что узник уже вполне плох, но крепится. Та усмехнулась и опять послала секретаря. Секретарь сказал:

– Мы забыли самое существенное. Вы солгали государю, будто велели сажать хлопок из заботы о крестьянах. Вы делали это из дружбы с Даттамом, – и, пока вы искореняли честных чиновников, этот человек продолжал сосать кровь народа.