— Деньги. Очень большие деньги! — честно признался Егор и тут же поспешил уточнить, заметив, как у его собеседника презрительно дёрнулись брови: — О пошлом бакшише речь не идёт! Я говорю — о совместно заработанных Больших деньгах.
— Объясните!
— Последние четыре года были для России годами урожайными. У некоторых наших помещиков в амбарах хранится двухгодичный урожай пшеницы, у других — даже трёхгодичный…
— Это тоже понятно! — кивнул головой Медзоморт-паша. — Куда вам продавать пшеницу? Балтийских портов у России нет. Путь до Архангельска долог, да и моря северные — штормовые, жестокие… Ливония и Курляндия? Они там все бедные и жадные: такую заломят пошлину перевалочную, что и от прибыли ничего не останется. Есть, конечно, и южный путь. Но здесь — мы, турки, держащие под своим полным контролем проливы, ведущие в море Средиземное, к богатым европейским рынкам… Так в чём суть предложений ваших, господин генерал-майор?
— Суть предложений — проста! — усмехнулся Егор. — Я скупаю, да и казна поможет государева — ежели что, пшеницу у помещиков русских… — задумался (якобы) минуты на две, — по две пятых части гульдена за пуд. Продаю вам, вернее — Султану Небеснородному, за четыре шестых гульдена. Вы, Османская Империя, сбываете пшеничку эту — за полновесный гульден — пудик. Всё просто. Русские корабли подошли к Константинополю, извините — к Стамбулу, перегрузили мешки с пшеницей на корабли турецкие, получили деньги, ушли к Азову — за следующим грузом. А к Азову — по Дону — батюшке — непрестанно баржи с пшеницей спускаться будут. Главное, чтобы мир был, тогда и коммерция будет процветать…
— Гульден — за пуд? Да, в Европе польскую пшеницу покупают по этой цене, — подтвердил турок — бывший алжирский корсар. — Русская же пшеница будет получше польской. Гораздо лучше… А сколько будет кораблей — с тем грузом?
Егор ответил — с погодовой разбивкой на ближайшие пять лет. В умных глазах Медзоморт-паши замелькали бесконечные нули…
— Всё это очень серьёзно, нужно подумать, посчитать! — заявил турок, и громко щёлкнул пальцами правой руки.
Тут же — словно из-под земли, в зале появились четверо тёмнокожих слуг, одетых в одни набедренные повязки, ловко и оперативно заменив розовую жидкость и табак, перенастроили кальяны, после чего — словно бы испарились…
Время тянулось в полной тишине, вязко и медленно: лежали, курили — словно в ожидании чего-то… Егор краем глаза заметил, что Медзоморт-паша изредка поглядывает на голову африканской антилопы, висящей на правой стене — рядом с горящим факелом. Стал тоже исподтишка наблюдать за этой головой. Минут через пятнадцать винтообразные рога антилопы — до этого смотрящие в разные стороны, совершенно бесшумно развернулись, становясь параллельными друг другу.
«Не иначе, за той стеной сидел сам Небеснородный — с обычными деревянными счётами в руках! — радостно предположил внутренний голос. — Всё это время считал и пересчитывал — выгоду предложенную. Вот, похоже, наконец, принял окончательное решение…»
Как бы там ни было, но через три дня оба Договора были успешно подписаны: и о семилетнем мире, и об оптовых поставках в Стамбул русского зерна… [15] Это уже полностью альтернативный вариант. В «реальной» Истории данный Договор о мире подписывался очень долго, посольство под руководством Прокофия Возницына провело в Константинополе более года, и, естественно, никаких торговых договоров не заключалось.
А потом — случилась беда… Беда? Да ладно, с точки зрения политики европейской, высокой — просто маленькое недоразумение, не более того. Пропал Прокофий Возницын…
Целую неделю после подписания судьбоносных Договоров следовали — чередой бесконечной — различные радостные и праздничные мероприятия: торжественные приёмы, частные приватные встречи-переговоры, тайные (чтобы Аллах не увидел!), дружеские пирушки-посиделки… В какой-то момент означенный дьяк, видимо, устав, откололся от остального дружного коллектива: возжелал посетить древний греческий монастырь, расположенный в отдалении от Константинополя, верстах в десяти-пятнадцати. Возжелал, уехал и пропал — вместе с охраной, повозками и лошадьми…
Объявили всеосманский поиск. Через трое суток после исчезновения дьяка к борту «Крепости» пристал длинный султанский сандал. По парадному трапу на борт российского флагмана величественно поднялся лично Медзоморт-паша — легендарный алжирский корсар, вежливо, больше ни на кого не глядя, поздоровался с Егором, достал из своей наплечной сумки коричневый камзол Возницына, небрежно бросил его на палубу корабля, грустно улыбнулся и пояснил:
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу