Дуглас Брайан - Забытые богини

Это был мальчик лет тринадцати, очень красивый. Он остановил коня, не по-доброму улыбаясь с седла.

– Милости Бэлит твоему коню, – сказал Koнан. – У меня нет оружия.

– Вижу, – с легким презрением ответил мальчик. – У тебя нет. А у меня есть.

Он рассмеялся и умчался назад, к шатрам. Конан постоял немного, потом качнул головой и неторопливо пошел по его следам.

Возле самых шатров чей-то голос за спиной произнес:

– Стой.

Конан замер на месте.

– Повернись, – проговорил тот же голос.

Конан безмолвно повиновался. Некий человек в развевающихся черных одеждах гарцевал на тонконогом рослом жеребце. В ослепительных солнечных лучах Конан почти не мог разглядеть его лица, но не сомневался в том, что оно было красиво странной, зверской красотой: белые зубы, смуглая кожа, черные сверкающие глаза. Убивать таких людей – сплошное удовольствие. Достойные противники.

В душе Конан в очередной раз проклял похотливую дуру Альфию с ее тягой к синеглазым мужчинам – и спокойную мудрость правителя, который обрек провинившегося на пешее блуждание по пустыне, безоружным, в обществе трусливого дурака, который воображает себя «хозяином». – Куда ты идешь? – спросил у киммерийца воин пустыни.

– Я иду к шатрам.

– Зачем?

– Так приказал мне человек, называющий себя моим хозяином.

Воин покачал головой.

– Мы не видели каравана.

– Тот человек один в песках ждет меня, – ответил Конан и, догадываясь о том, что последует за подобным ответом, заранее прикрыл лицо локтем. Однако воин не ударил его.

– Может быть, ты говоришь правду, – сказал он неожиданно. – Я воевал с такими, как ты. Ты северянин?

– Нетрудно было догадаться, – буркнул Конан.

– Северяне сумасшедшие, – сказал воин презрительно. – Я не стану убивать безумца.

Конан поднял руку в ироническом жесте благодарности, и воин рассмеялся.

– Иди сюда, – сказал он и неожиданно схватил Конана за волосы. – Иди, расскажешь всем о храбром человеке, который один пустился в путь через пески.

Он потащил Конана к шатрам и там с силой отшвырнул от себя. Падая, Конан налетел на кого-то из тех, кто стоял поблизости. Его оттолкнули, но он устоял на ногах.

Люди черных шатров были одеты одинаково. Конан ждал, пока с ним заговорят, не решаясь догадываться, кто из них старший.

– Ты кто? – спросили его.

Краем глаза он увидел, что спрашивает высокий человек лет пятидесяти.

– Я пришел с человеком по имени Дартин. Он ждет меня в отдалении. Я здесь один.

– Твой великий господин посылает гонца предупредить о своем прибытии?

Конан услышал смешки и промолчал.

– Он идет сюда с караваном? – продолжались вопросы.

– Нет, – сказал Конан. – Каравана нет.

– Как твое имя?

– С некоторых пор я называю себя просто Уаннек, – ответил Конан.

Они засмеялись. Им понравилось, что чужеземец знает это мертвое слово.

– Чего же хочет от нас твой отважный спутник, который прячется от нас в песках? – спросил старик.

– Он спрашивает вас: не могу ли я купить у вас что-нибудь?

Они снова дружно захохотали.

– «Что-нибудь»? – переспросил наконец старик. – Так и велел узнать? – Он переглянулся с одним из стоявших поблизости. – Мне нравится беспечность, с которой эти люди предали себя на волю судьбы. Она заслуживает нашего доброго отношения. Ну так принеси же ему «что-нибудь», Ильтану. И смотри, Уаннек, ты должен будешь это купить, иначе я разрублю тебя на шесть кусков и скормлю своим собакам.

– Странный способ вести торговлю, – проговорил Конан.

– А кто здесь торгуется? Только не я. Ты не заслуживаешь ничего иного. Кроме «чего-нибудь».

Ильтану – тот кочевник, к которому обратился старик-предводитель, повинуясь приказанию, нырнул в шатер. При этом он так радостно улыбался, что Конан ощутил холод в животе.

– Сколько у тебя с собой денег, Уаннек? – поинтересовался старик.

– Четыре серебряных, – ответил Конан, на всякий случай скрыв истинные размеры доверенной ему суммы.

– Ты сам столько не стоишь.

– Сейчас нет, – согласился Конан. – Но в нынешнее новолуние за меня выложили девять монет на рынке в Аш-Шахба.

– Для кого и девять монет – состояние, – язвительно заметил старик.

Конан поклонился с деланным смирением:

– Поражаюсь твоему опыту, мудрейший.

Старик не успел вспылить на дерзкое замечание: Ильтану вытащил из шатра нечто, называемое кочевниками «что-нибудь». Сначала Конану показалось, что воин держит в руках кучу тряпок и обрывков козьих шкур. Но когда Ильтану приподнял свою ношу и встряхнул ее, тряпье вдруг шевельнулось, и посреди свалявшегося меха раскрылись глаза. Темные, золотисто-коричневые глаза с расширенными зрачками, без ресниц. Они немного косили: левый смотрел в сторону, а правый – прямо на Конана. В них застыли безнадежность и мука.