Дуглас Брайан - Забытые богини

– Нечисть я и довольно зловредная, это так. Дартин подскочил.

– Оно еще и разговаривает?

– Я не оно. Я Пустынный Кода, – обиделся Кода. – Я разговариваю.

– Кстати, Дартин, тебе придется взять часть груза на себя, – неожиданно сказал Конан.

Дартин удивился. Так удивился, что даже не стал ругаться.

– Что ты сказал? – переспросил он, не веря своим ушам.

– Я сказал, – спокойным, ровным тоном повторил Конан, – что тебе придется взять часть груза. Ты ведь не захочешь нести на спине Коду?

Дартина передернуло.

– Оно что, еще и ходить не может?

– Я не оно. Я Пустынный Кода, – скрипнул Кода. – Я могу ходить. Но я могу ходить медленно.

Дартин застонал. Ему было очень плохо: от жары, от жажды, от тревоги. Но больше всего, пожалуй, его выводило из себя непоколебимое спокойствие Конана. С каждым днем варвар становился все уверенней, словно черпал силы в бессилии Дартина.

Дартин опустился на песок. В глазах у него потемнело, в ушах застучала кровь. Его сильно затошнило и он сжал зубы, закрыв лицо руками. Конан бросил ему одеяло, которое Дартин схватил и машинально прижал к себе.

– Поспи, – предложил Конан. – Пойдем дальше ночью, когда станет прохладно.

– Ночью темно, – с отвращением сказал Дартин, заворачиваясь в колючее шерстяное одеяло.

– Ночью луна, – отозвался Конан.

– И вампиры, – мерзким голосом вставил Кода и в ту же секунду присел, получив от Конана увесистую оплеуху. Рука у киммерийца была тяжелая. Кода глухо заворчал и притих.

Конан осторожно потрогал его распухшее ухо. Болит ухо-то? – спросил он.

– Ухо-то болит, – жалобно подтвердил Кода. Ухо не просто распухло. Оно в полном смысле слова отваливалось. Тонкая розовая кожа была порвана, на месте ранки образовалась огромная болячка. Конан задумчиво рассматривал ее. Кода всем своим видом выражал покорность судьбе.

Порывшись в кармане, Конан вытащил круглую коробочку из толстого белого стекла – подарок Афзы. «Бери все, что дадут, не торгуясь». Улыбаясь, киммериец поковырял пальцем в густой скользкой мази темно-зеленого цвета и стал намазывать несчастное ухо. Кода сильно засопел и переступил с ноги на ногу. От мази распространилось зловоние.

Дартин натянул одеяло себе на голову. Он больше не мог выносить этого кошмара. Пустыня была алтарем. Огромным алтарем чужого божества, а солнце – ножом в руке небесного жреца. Дартину мучительно хотелось окунуться в спасительные воды атеизма, но ему мешали -вонючая мазь, отвратительная тварь из шахбииских песков, которая ныла и жаловалась, грязный бродяга Конан.

Незаметно для себя Дартин заснул и почти сразу же услышал ненавистный голос Конана:

– Дартин.

Дартин нехотя высунулся из-под одеяла:

– Что тебе?

– Пора идти. Уже вечер.

Дартин со стоном сел. Чужая луна с отъеденным боком низко висела над горизонтом. Залитые лунным светом, маячили перед ним две щуплые фигуры, одна побольше, другая поменьше. Конан и Кода. Дартин содрогнулся. На миг ему показалось, что он попал в плен к странным темным силам. Потом взял себя в руки. Прежде он никогда не считал себя суеверным.

– Помоги мне встать, – сердито сказал он, обращаясь к Конану.

С того момента, как у них кончилась вода, минуло восемь часов. Свою единственную надежду – людей черных шатров – они оставили далеко позади. Компас свисал с вытянутой шеи Дартина и при ходьбе тяжело бил его по впалому животу.

Конан шел впереди. За спиной у него пристроился Пустынный Кода, привязанный плащом так, как обычно женщины из кочевых племен привязывают детей. Кода оживленно вертел лопоухой головой и время от времени что-то говорил своему покровителю, размахивая лапками. Конан не утруждал себя ответом, и гном на время замолкал и снова цеплялся за его шею.

Дартин не понял, зачем Конан резко свернул в сторону. Там ровным счетом ничего не было. Такие же пески. Кода оживленно заговорил, тыча в песок розовым пальцем. Человек остановился, поглядел на Коду, словно не веря его словам, но Кода снова что-то проговорил, и тогда киммериец послушно пошел в том направлении, что показала ему нечистая тварь. Дартин увидел, что Конан ускорил шаги.

Конан почти пробежал метров тридцать и так же внезапно замер, как вкопанный, на совершенно пустом месте, глядя себе под ноги.

– Что это с ним? – пробормотал Дартин. – Он в своем уме?

Конан упал на колени и, опираясь руками о песок, прижался к нему щекой. Кода завизжал и забарахтался у него на спине. Выпрямившись, Конан развязал узел, освобождая Коду, и тот присел рядом на корточки. На глазастой физиономии Коды появилось озабоченное выражение. Он что-то проговорил своим хриплым каркающим голосом.