Дуглас Брайан: Иероглиф желаний

Конан подтащил шар к краю и высунулся.

– Я здесь! – окликнул он своих сообщников.

Крыланы – Конан успел заметить, что их четверо, – схватили шар и изо всех сил взмахивая крыльями полетели с ним прочь. Киммериец остался в пагоде один. Он уселся на пол, скрестив ноги, на том месте, где только что находился шар, и стал думать: не выбраться ли ему, не дожидаясь крыланов, старым привычным способом – по стене?

Киммериец встал, решив воспользоваться собственным советом и унести ноги из пагоды как можно скорее. Но не успел.

Внезапно ночь взорвалась. Из темноты на пагоду обрушился настоящий дождь из живых тел, косматых, горячих, вопящих. Отовсюду к Конану тянулись жадные руки, длинные пальцы хватали его за волосы, за руки, за лицо, дергали за нос и уши, пытались порвать на нем одежду.

– Обезьяны! – вскрикнул варвар. Он начал отбиваться от обезумевших животных, расшвыривая их в разные стороны ударами могучих кулаков.

Однако обезьяны не сдавались. Вереща и скаля зубы, они снова и снова атаковали могучего варвара.

Шум пробудил остальных обитателей пагоды. Замелькали факелы, затопали ноги, послышалась ругань. Один за другим в тесное помещение, кишащее разъяренными мартышками, врывались ученики Тин-Фу. И тут перед глазами Конана развернулось поразительное зрелище.

Мартышки выстроились в боевой порядок и пошли в атаку. Ученики пытались отбиваться. Сражение закипело с переменным успехом. Мартышки совершенно явно владели приемами человеческой борьбы! Тогда у Конана и появилось первое подозрение насчет того, какой смысл вкладывал Тин-Фу в свою записку, отправленную Тьянь-По: «Твои ученики – настоящие обезьяны».

Потому что мартышки никак не овладели бы наукой кхитайской борьбы, если бы у них не было подходящих учителей. А какая мартышка годится на роль учителя? Вывод возможен лишь один.

Конан захохотал и схватился за голову.

Сражающиеся не обращали на варвара почти никакого внимания. Лишь время от времени какой-нибудь из увлекшихся бойцов пытался нанести удар оказавшемуся поблизости киммерийцу. Тот добродушно отшвыривал незадачливого драчуна и только посмеивался, глядя, как бедняга кувыркается.

Затем Конан ступил на карниз и начал спускаться.

Ему совсем не хотелось встречаться с учителем Тин-Фу. Неизвестно, какие еще трюки в запасе у этого мудреца.

Ужас! Ужас! В пагоде – полный разгром! Половина учеников лежит и стонет, их царапины и укусы кровоточат, их конечности сломаны, их пальцы распухли, их глаза подбиты, их носы испускают неприятную с виду жидкость… Драгоценные свитки изорваны в клочья, как будто по ним прошлись острыми ножами. Превосходная кхитайская тушь разлита по циновкам, ею обрызганы стены, и вряд ли теперь удастся отмыть ее – ведь это кхитайская тушь, да еще наилучшего качества! Кисти переломаны и разгрызены острыми обезьяньими зубами. Масло опять разлито по всему первому этажу, только на сей раз некому вытирать его.

Тин-Фу глядел на то, во что мартышки превратили его красивое, изысканное жилище, и размышлял о своем предназначении. И, поскольку он больше не был мстителем, но сделался мудрецом, то в конце концов Тин-Фу рассмеялся.

– Я должен был догадаться, что родители мои явили великую мудрость, спрятав нефритовую рыбку и никому не желавшие показывать иероглиф желания. Чего достиг я, завладев этой тайной? Враг мой умер без моего участия. А все желания, которые мне удалось исполнить, – глупы и ничтожны и конце концов едва не погубили мою собственную жизнь! Я превратил дурака в камышового кота – и он, по счастью, покинул эти земли. А затем я из двух неудачливых бойцов сделал двух обезьян – и что же? В качестве обезьян они преуспели куда больше, нежели в качестве бойцов! И вот уже моя пагода разгромлена, и все мои свитки изорваны, а мои ничтожные ученики превращены в прах… Воистину, я недостаточно мудр, чтобы владеть этими рыбками!

Сказав так, Тин-Фу немедленно удалился в лес и там занялся самосозерцанием, предоставив своим ученикам приводить пагоду в порядок без учительского надзора.

Тем временем крыланы удалялись от пагоды. Каждый взмах крыльев уносил их от горы Размышлений. Тяжелый хрустальный шар делался все тяжелее. Его стенки намокли, потому что при полете вода выплескивалась из него и брызгала во все стороны. Хрусталь стал скользким.

Даже помощь Фэй немногим улучшала положение крыланов, хотя девочка старалась изо всех сил.