Дуглас Брайан - Кошачий глаз

«Если бы я был «цивилизованным» и «образованным» человеком, – не без самодовольства подумал Конан, – то у меня от всех этих тайн уже давно распухла бы голова. Кром! В том, чтобы оставаться варваром, есть свои преимущества, и будь я проклят, если когда-нибудь откажусь от них!»

Впереди уже виднелись горы. Они темнели зловещей громадой, возвышаясь как неодолимое препятствие на фоне звездного неба.

Слабый лунный свет скользил по их вершинам, блестел па скалах, там, где черный камень выходил на поверхность и был отполирован ветрами и дождями.

– Мы остановимся здесь, – указал Апху на вход в небольшую пещерку. – Здесь удобно развести огонь и передохнуть. Вы отправитесь в путь на рассвете, пока не станет жарко, и углубитесь в горы. Там найдется, где переждать изнуряющую жару. А я вернусь в деревню. Не люблю покидать свой дом так надолго.

Апху не солгал – в пещере действительно было очень прохладно, и путники почувствовали себя там в полной безопасности.

– А почему ты поселился здесь, на берегах Стикса? – спросил Муртан, устроившись поближе к Апху.

– Я всегда жаждал уединения, – был ответ. – Здесь, на этих берегах, которые внушают большинству людей суеверный ужас, никто не станет меня разыскивать.

– А для чего тебе уединение? – удивился Муртан. Он чуть смутился, видя, как посуровело лицо Апху, и поспешно прибавил: – Всякому человеку, мне кажется, естественно стремиться к общению с себе подобными, но ты не таков. Ты хочешь быть один… Это показалось мне странным.

– Я пережил слишком много потрясений, – сурово прозвучал ответ Апху. – Мне нужно было время, чтобы зализать мои раны. Душевные раны, – прибавил он, как показалось киммерийцу, специально для «тупых варваров».

– А эти… существа? – продолжал расспросы Муртан. – Похожие на гиппопотамов? Как ты сумел приручить их?

– Они находились там всегда. Должно быть, остаток какого-то древнего народа, – спокойным тоном объяснил Апху, – Мне удалось вылечить одного из них, когда он сильно поранился об острую корягу на берегу. Этим я легко завоевал их доверие. Они – чудесные создания! Согласно их представлениям, если кто-то был добр с ними, значит, этот «кто-то» заслуживает их ответной любви и преданности. Говоря проще, они приняли меня в семью.

– Но кто они такие? – не унимался Муртан. – Согласись, они выглядят немного… необычно.

– Да, – спокойно подтвердил Апху. Его неподвижное, суровое лицо немного смягчилось, и Конан, внимательно наблюдавший за ним, подумал о том, что, должно быть, Апху на самом деле привязан к людям-гиппопотамам. Могут же быть сердечные привязанности даже у дурных людей, даже у магов! – Они необычны. Но здесь, в Стигии, они, поверьте мне, друзья мои, не являются самыми странными существами. Есть куда более невероятные создания. И гораздо более зловещие.

– Они так легко признали твое главенство, – вздохнул Муртан.

– Я не считаю, что они мне служат, – возразил Апху. – Мы просто друзья. Завтра я вернусь к ним.

Он протянул руку и что-то снял с плеча Муртана. Жест такой естественный и дружеский, что Муртан даже не обратил на него внимания. Зато от чуткого и подозрительного варвара это не укрылось. «Что бы ты ни задумал, – мелькнуло в голове Конана, – я не спущу с тебя глаз, будь уверен».

Скоро все в пещере спали. До рассвета оставалось еще чуть больше поворота клепсидры, в небе появились первые признаки надвигающегося утра – звезды померкли, луна скрылась за горами.

Конан приоткрыл глаз, когда в пещере кто-то пошевелился. Как и предполагал киммериец, Апху что-то затевал. Он осторожно сел и посмотрел на своих доверчиво спавших спутников. Дольше всех он задержал взгляд на Конане, но киммериец похрапывал так убедительно, что Апху в конце концов отвернулся от него.

Он поднял двумя пальцами нечто невидимое и бросил это в огонь. Почти совершенно потухший костер вдруг вспыхнул. Пламя поднялось на половину человеческого роста, и внутри огня Конан увидел подвижную фигуру. Фигура эта была намного темнее огня и напоминала человеческую.

Апху начал раскачиваться перед костром и что-то напевать сквозь зубы. Он пел на древнем, давно забытом наречии, и Конан не понимал ни слова. Но зато киммериец понимал другое: сейчас творилось колдовство, а от магии не следует ожидать ровным счетом ничего хорошего.

Колдун был так увлечен своим занятием, что даже не заметил, как киммериец перестал притворяться спящим и широко раскрыл глаза, наблюдая за подозрительными действиями их проводника.