Джон Толкин: Хранители

Но вдруг лицо его просветлело и озарилось улыбкой.

– Ну, вот и все, – облегченно сказал он. – Пора трогаться!

Они вышли в прихожую. Бильбо взял свою любимую трость – и призывно свистнул. Из разных дверей появились три гнома.

– Все готово? – спросил Бильбо. – Упаковано, надписано?

– Готово! – был ответ.

– Так пошли же! – И он шагнул к двери.

Ночь была ясная, на черном небе сияли звезды. Бильбо глянул ввысь и вздохнул полной грудью.

– Неужели? Неужели снова в путь, куда глаза глядят, и с гномами? Ох, сколько лет мечтал я об этом! Прощай! – сказал он своему дому, склонив голову перед его дверями. – Прощай, Гэндальф!

– Не прощай, Бильбо, а до свидания! Поосторожней только! Ты хоббит бывалый, а пожалуй что и мудрый...

– Поосторожней! Еще чего! Нет уж, обо мне теперь не беспокойся. Я счастлив, как давно не был, – сам небось понимаешь, что это значит. Время мое приспело, и путь мой передо мною.

Он вздохнул, без единого слова повернулся спиной к огням и пошел – а за ним три гнома – сначала в сад, и оттуда вниз покатой тропой. Раздвинув живую изгородь, он скрылся в густой высокой траве, словно ее шевельнул ветерок.

Гэндальф постоял и поглядел ему вслед, в темноту.

– До свидания, Бильбо, дорогой мой хоббит! – тихо сказал он и вернулся в дом.

Фродо не замедлил явиться и увидел, что Гэндальф сидит в полутьме, о чем-то глубоко задумавшись.

– Ушел? – спросил Фродо.

– Да, ушел, – отвечал Гэндальф, – сумел уйти.

– А хорошо бы... то есть я все-таки надеялся целый вечер, что это просто шутка, – сказал Фродо. – Хотя в душе знал, что он и правда уйдет. Он всегда шутил всерьез. Вот ведь – опоздал его проводить.

– Да нет, он так, наверно, и хотел уйти – без дальних проводов, – сказал Гэндальф. – Не огорчайся. Теперь с ним все в порядке. Он тебе оставил сверток – вон там.

Фродо взял конверт с камина, поглядел на него, но раскрывать не стал.

– Там должно быть завещание и прочие бумаги в этом роде, – сказал маг. – Ты теперь хозяин Торбы. Да, и еще там золотое Кольцо.

– Как, и Кольцо? – воскликнул Фродо. – Он и его мне оставил? С чего бы это? Впрочем, пригодится.

– Может, пригодится, а может, и нет, – сказал Гэндальф. – Пока что я бы на твоем месте Кольца не трогал. Береги его и не болтай о нем. А я пойду спать.

Новый день потонул в хлопотах. С быстротой пожара распространился слух, будто все имущество Бильбо пойдет в распродажу или, того пуще, на дармовщинку – приходи и бери. Охочие хоббиты валили толпами, а спроваживать их приходилось по одному. Телеги и тачки загромоздили двор от крыльца до ворот.

В разгар суматохи явились Лякошель-Торбинсы. Фродо как раз пошел передохнуть и оставил за себя своего приятеля, Мерри Брендизайка. Когда Оддо громогласно потребовал «этого племянничка Бильбо», Мерри поклонился и развел руками.

– Ему нездоровится, – сказал он.

– Проще говоря, племянничек прячется, – уточнила Любелия. – Ну, а мы пришли его повидать – и непременно повидаем. Поди-ка доложи ему об этом!

Мерри отправился докладывать, и Лякошели долго проторчали в прихожей. Наконец, их впустили в кабинет. Фродо сидел за столом, заваленным кипой бумаг. Вид у него был нездоровый – и уж, во всяком случае, не слишком приветливый; он поднялся из-за стола, держа руку в кармане, – но разговаривал вполне учтиво.

А Лякошели вели себя весьма напористо. Сначала они стали предлагать за разные вещи бросовые цены, Фродо отвечал, что подарки подарками, а вообще-то здесь ничего не продается; они поджали губы и сказали, что это им крайне подозрительно.

– Мне одно ясно, – добавил Оддо, – что уж кто-кто, а ты-то себе неплохо руки нагрел. Требую немедленно показать завещание!

Если б не «племянник», усадьба досталась бы Оддо. Он прочел завещание, перечел его – и фыркнул. Увы, все в нем было ясно и правильно, и положенные восемь свидетелей аккуратно расписались красными чернилами.

– Опять мы остались в дураках! – сказал Оддо жене. – Шестьдесят лет прождали – и опять! Что он тебе, серебряные ложки преподнес? Вот подлец!

Он злобно глянул на Фродо и пошел прочь. Любелия, правда, задержалась. Вскоре Фродо опасливо выглянул из кабинета – и увидел, что она тщательно обшаривает все уголки и выстукивает стены и полы. Он твердой рукой выпроводил ее, попутно избавив от нескольких небольших, но ценных приобретений, случайно завалившихся ей в зонтик. Она, видно, готовилась изречь на прощание что-то убийственное – и, обернувшись на крыльце, прошипела: