Люциан Ферр: Чужая земля

Мое предположение полностью подтвердились, когда стоящий отдельно от той четверки мужичок в плаще повернулся в мою сторону и визгливым голосом произнес:

– К стене! Не двигаться!! Руки вверх!!!

«Н-да, с логикой у него явно проблемы», – подумал я, поднимая руки, но тактично не стал сообщать об этом ему. В основном из-за его главного аргумента убеждения – нагана времен гражданской войны. Машинка, конечно, выглядела очень и очень старой, но нарываться все же не стоило. Все-таки «раз в год и палка стреляет».

– Сдаюсь. Не стреляйте, – следуя примеру остальных, поднял я руки.

Подходя к прочим заложникам, я внезапно ощутил острую боль в груди. Чувство было таким, будто там бегал пьяный ежик, то и дело натыкаясь на сердце. От неожиданности я даже остановился. На что грабитель нервно закричал:

– Я сказал: к стене! Быстро!! А то мигом прихлопну!!!

Но его крики прозвучали впустую: для меня его попросту больше не существовало. Нараставшая с каждым мгновеньем боль, завладела моим разумом безраздельно. Поднятые руки непроизвольно опустились и обхватили тело, будто желая что-то удержать. Впрочем, облегчения этот жест не принес. А вот проблемы…

Для налетчика же мое движение стало последней каплей: взвыв дурным голосом, он нажал курок. Пуля свистнула у виска, но я не обратил на это ровным счетом никакого внимания. Гораздо больше сейчас меня занимало другое. Боль! Она вдруг полностью исчезла. Как и не бывало. Внутри остались лишь какая-то необычная тишина и легкость.

Тем временем грабитель пытался выстрелить еще, но его ископаемое по какой-то ошибке принятое за оружие вдруг заклинило. Видать годы взяли свое. Этим воспользовался недвижимый прежде пенсионер. Схватив стоящую на прилавке банку со шпротами, он с силой метнул ее в грабителя. Необычный снаряд коротко вжикнул в воздухе и с гулким стуком поразил свою цель. Налетчик как-то удивленно охнул. Роняя пистолет и хватаясь за лоб, он с тихим стоном повалился на пол.

Но всего этого для меня больше не существовало – происходящее казалось лишь сном. Потому что реальность выглядела неправильно. Совсем не так как обычно. Поэтому в отличие от резвого дедка, я просто стоял и пытался понять, в чем же именно заключается эта неправильность. А когда понял, похолодел. И было от чего. Ведь я больше не ощущал собственного сердца. Лишь тишина и холод на его месте…

А вслед за пониманием пришли ужас и слабость. Тело сразу стало ватным, ноги подкосились, а окружающий мир стал расплываться. Ускользающим во тьму сознанием я еще успел услышать удивленный крик продавщицы и заметить полные непонимания глаза того сноровистого пенсионера. А дальше был стремительный полет сквозь ночь и слепящий свет в конце…

***

Говорят, перед смертью вся жизнь пробегает перед глазами. Не знаю, правда это, или только у меня все пошло наперекосяк, но ничего подобного я не увидел. Вместо этого я почувствовал себя крайне неуютно. Потому что у меня не было тела. А это довольно непривычно. И здесь самым неприятным оказалось вовсе не осознание собственной смерти. Нет, тогда я об этом не думал. Самым неприятным было то, что я не мог дышать. Знаете, за свою жизнь человек настолько привыкает к сему незаметному факту, что, утратив его, невольно начинает испытывать нервную дрожь, сравнимую разве что с дрожью наркомана, попавшего на необитаемый остров. Впрочем, я довольно быстро задавил в себе поднявшийся было ужас. Хотя это оказалось не так просто. И только справившись с собой, принялся осматриваться – очень уж хотелось разобраться, где я.

К сожалению, дало это не много. Везде, куда бы я ни бросил взгляд, стояла неподвижная тьма. Впереди, справа, слева, сзади, внизу и вверху. Хотя тут понятия низа и верха были довольно условны, ведь любая опора или ориентир терялись в кромешном мраке. Лишь в одном месте первозданный мрак бурлил и переливался, образуя при этом картины одна причудливее другой. Наблюдать за ожившей тьмой было интересно, и я попытался к ней приблизиться, что, впрочем, мне не удалось – я просто не представлял, как можно двигаться без тела.

Однако черная сущность, будто почуяв интерес к себе, сжалась в гигантский прямоугольник. Некоторое время ничего не происходило, а затем на темной поверхности стали проступать цвета. Когда метаморфоза была завершена, оказалось, что передо мной висит книга в золотом окладе, на поверхности которого была выгравирована фигура молодого дворянина 16-17 века. Хотя я мог ошибаться. Но самым интересным в гравюре была невозможность разглядеть лицо изображаемого человека. Нет, оно вовсе не было чем-то скрыто или же испорчено неумелым мастером. Просто каждый раз при взгляде на него черты как будто расплывались, не позволяя разобрать истины.