Татьяна Каменская - Эртэ

Он протянул ей ладонь, с лежащим на ней синим камнем, от которого шло нежное голубое мерцание, но женщина покачала головой и, улыбнувшись, тихо произнесла:

— У моего сына в карманах полно всякой всячины, но такого не было.

И обратившись к подскочившему к ней мальчику, строго спросила:- Этот камень не твой, верно сын?

— Верно! Это камень волшебника из страны снов, так мне сказал папа. Он мне его подарил, что-бы я не плакал, а спокойно в больнице лечился. Но я уже не маленький и плакать не буду. Я как папа, уже большой! — махнул рукой мальчуган в сторону отца, и весело заявил: — А я его вам подарю! Он мне совсем не нужен, ведь плакать я точно уже не буду!

И приложив пальчик к губам, хитро скосил глаза в сторону дверей отделения, где скрылся его отец.

— Только это настоящий камень волшебника, самый-самый… настоящий!

— Сын, идём договариваться с доктором? Или я с мамой уеду, оставив тебя здесь…

Маг, хозяйским жестом распахнув дверь детского отделения, застыл в проёме. А когда мальчик подбежал к нему, подхватил его, несмотря на веселые протесты. Он уносил мальчика, как будто это была его добыча, но скорее всего это могло показаться лишь одному доктору. Женщина, повернувшись, ласково улыбнулась мальчику, который махнул ей ладошкой. Налетевший сквозняк из раскрытого окна быстро захлопнул дверь отделения, яростно громыхнув ею о косяк.

— Да что же это за посетители? — тут-же возопил чей-то женский голос, но тут-же и он утих.

А может его просто не стало слышно? Потому-что в тишине пустынного вестибюля слышались глухие удары огромных настенных часов, медленно отсчитывающих секунды… толи это были удары сердца, что так яростно и торопливо отбивали свою боль…

— Ну, вот и всё! Ты получил то, что искал. Но знай, ты должен быть там, где тебя ждут, и ты будешь там всегда. Ты придёшь туда, несмотря ни на какие препятствия и потрясения…

— Зачем?

— Ты делаешь это не для себя, ты делаешь это во имя той, что несёт в себе великое начало начал…

— Я не понимаю тебя! Хотя пытаюсь и стремлюсь…

— Не пытайся, и не стремись. Всё придет само собой…

— Но я хочу сказать…

— Не надо! Пройдёт мгновение, и ты забудешь о том, что хотел мне сказать…

— Но я помню тебя…помню…

— Пройдёт время, пройдут века, и мы вновь с тобой встретимся. Быть может это произойдёт раньше, быть может позже, когда мы будем по прежнему…

— По — прежнему? Значит ли это, что я…что мы…

— Ты забегаешь вперёд! Наша роль ещё не сыграна. Хотя роли давно уже распределены. Давно, и не нами! Кстати, режиссер ещё не закончил свою пьесу, а актёры не покинули сцену…

— Но я хочу сказать… сказать при случае…

— Не стоит! За столько лет не сказано больше, чем взгляд, брошенный вслед, чем взгляд, пойманный в толпе…

— Но я ничего не пойму, и я так устал ждать…

— Скоро наступит весна, и расцветут цветы. Наступит твоё время, мой милый доктор Апрель! Ты станешь сильнее, моё же время закончится, и я вернусь туда…откуда прилетела. Прощай мой компаньон, мой защитник, мой рыцарь! Но прощаясь, я не могу не сказать тебе о том, что этот мальчик…

— Мама, мама, а меня отпустили. На выходные…

Широкий коридор, вестибюль, приемный покой наполнились детским смехом, визгом и вознёй. Сын женщины и её муж, казалось, воспроизводят море шума, что как ни странно, вносит успокоение в сумятицу чувств, что до этого нахлынули на Сергея Викторовича.

— Любаша, возьми сына за руку, ступеньки скользкие, а я возьму сумку с вещами. Не торопись сын, не торопись, машина всё равно закрыта. Проходите быстрее, мои дорогие, проходите…

Хлопнув, стеклянная дверь мелко и жалобно задребезжала, словно жалуясь на что-то. Проникшие в вестибюль пары морозного воздуха вползшие в коридор, как — будто материлизовались в белёсую полупрозрачную фигуру женщины, что махнув прощально рукой, тут же растаяла в воздухе. Наступила тишина.

И доктор вдруг понял, как тяжело ему переносить эту тишину. Как ему не хватает тех слов, что уже не воспроизвести, не нарушив целостности времени…

Он шёл по длинному коридору больницы и думал о своём. А что, собственно говоря, это было? И было ли что? Кроме одного пристального взгляда темных, слегка удлинённых глаз незнакомки, с удивительным именем Эр-р…

Хотя эту женщину звали Любаша. Или Любовь! Но она так похожа на Эр-р…

Хотя нужно ли это имя произносить вслух. Да и была ли это она? Был ли на самом деле этот долгий и такой короткий разговор. Был только взгляд, быстрый и мимолётный…Они оба молчали…Но даже если этот разговор произошёл на самом деле, то… прощай Эртэ, прощай моя милая незнакомка. Прощай загадка моих снов. Надеюсь, что теперь всё будет спокойно в этом мире. У всех! Теперь никто никого не будет тревожить своими ночными разговорами…