Руслан Мельников - Темный Набег

То было начало неподвластного человеческому разуму процесса.

Пока – только начало. Но единение воды и тумана разных миров порождало невероятный эффект. Подобно магическому шару из заговоренного хрусталя или алхимической призме, смешавшиеся в черно-зеленую муть мертвая вода и темный туман искажали и странным образом приближали породившие их миры. И образы, и звуки…

И делали озеро непостижимо прозрачным.

Правда… Односторонняя все же выходила прозрачность. В Проклятом проходе со стороны темного обиталища, со стороны, на которой находилась сейчас Эржебетт, было темно и тихо. И потому с берегов Мертвого озера невозможно оказалось разглядеть и расслышать, что творится на дне, за дном, за рудной чертой. А вот сама Эржебетт прекрасно видела и слышала свой только что покинутый мир. Призрачное лунное молоко отсюда казалось ослепительным сиянием, холодный бисер звезд – огненными россыпями, а слабое дыхание ветра, еле шелестевшего над озерной гладью, – воем неукротимого вихря.

Все оставшееся за кровавой границей теперь казалось ярче, четче, резче.

Ближе.

Роднее.

Эржебетт видела под собой и перед собой, через брешь в кровавой стене и воды неживого озера… Видела мать, лежавшую на берегу, и обледенелые верхушки скал, окружавших, стискивавших каменистой плато, и небо в звездах и лунном свете.

И слышала – глухое, слабое:

– Прощай, дочка…

Величка еще была жива. Потомки Изначальных вообще необычайно живучи сами по себе, ибо даже малая толика сильной крови способна поддерживать жизнь там, где кровь обычного человека перестает течь и быстро остывает. А у опытной ведьмы к тому же девять таких «обычных» жизней – как у кошки. Это известно каждому.

Эржебетт стояла у дыры миров. Одинокая, напуганная, в полном смятении чувств. Саднило побитое и исцарапанное тело иод изодранным платьем. За спиной бесконечной непроглядной тьмой зиял Проклятый проход, уходящий в иной неведомый мир. А впрочем, нет, не непроглядной вовсе. Не такой уж и тьмой. Глаза постепенно привыкали к мраку. Глаза доказывали: мрак-то тут отнюдь не кромешный. Слабенький – слабее лунного, слабее звездного – едва и не сразу различимый зеленоватый свет, словно исходящий из воздуха, все же позволяет видеть и здесь. Если приноровиться.

Вот так… Сморгнуть. Еще раз. И можно видеть и можно уже идти по Проклятому проходу не на ощупь. Однако Эржебетт уходить не спешила. Недвижимой статуей застыла она у порушенной границы.

Как уходить?

Ведь там, в разрыве… за поблескивающей зеленоватой чернью воды-тумана, за тонкой пленкой… Ей казалось: сделай шаг, один только шаг, протяни руку – и можно коснуться озера, берега, матери, неба… Но так только казалось. Обманчивая иллюзия. Колдовская смесь воды и тумана, приближавшая к тебе далекое, но не тебя – к нему.

Эржебетт все же просунула руку в брешь между мирами. Рука ощутила плотную упругую влагу. И холод.

Бесполезно. Вод Мертвого озера ей не раздвинуть. Самой – не справиться. Ведьмино посвящение Эржебетт так и не прошла. И нужным словам не обучена. Аж злость берет! Какой прок от крови Изначальных, текущей в твоих жилах, если нет знаний, если ты не способна воспользоваться силой той древней крови!

Она стояла во тьме. В Проклятом проходе стояла. И смотрела, как умирает мать.

Нет – как убивают мать…

Ибо просто так умереть Величке не дали. Не позволили ей просто истечь кровью.

Два факела осветили каменистый берег и распростертое на берегу тело. Два охотника, первыми добравшихся до плато, возникли над окровавленной добычей. Два белых плаща с двумя черными крестами. Два посеребренных доспеха. Две непокрытые головы. Два суровых лица.

Первым был магистр… мастер Бернгард. Вторым – кастелян Серебряных Врат брат Томас. Тогда еще – не калека, потерявший левую длань. Обоими здоровыми руками кастелян держал поводья коней. Своего коня и коня магистра.

Они говорили. Негромко, но слова легко проникали сквозь толщу воды. Слова падали на дно Мертвого озера как камни. Достигали дна. Разомкнутой рудной черты. Уходили дальше. Отдавались эхом в Проклятом проходе.

Эржебетт слышала…

Сначала – тревожное, сбивчатое, многословное – Томаса:

– Ведьма! Должно быть, та самая Величка и есть! Мастер, взгляните на ее руку! Господь Всемогущий! Она пустила в озеро свою кровь! Она пыталась открыть проход!

Потом – угрожающее, краткое, обращенное к женщине на камнях – Бернгарда:

– Ты? Открывала?