Кроме того, человеческой душе не свойственно существовать в таком обличье. И некая часть меня все же принадлежала собаке. Иногда, когда я сильно уставал или слишком глубоко погружался в размышления, животная суть брала верх. Сколько стыда доставляли мне такие мгновения!
Прошло несколько лет, и я уже почти смирился со своей участью, когда произошло то, чего я меньше всего мог ожидать. Меня давно терзали раздумья о том, нахожусь ли я в Аду, в Чистилище, или вновь рожден в Господнем мире. И главным доводом всегда была мысль о том, что моя Дама никак не могла оказаться в преисподней. Это вселяло в меня силы и надежду, и ободряло как ничто другое. Но сегодня уверенность моя пошатнулась.
Страшная мысль посетила меня: что, если моя Дама отправилась в Рай, сообразно делам своим, и пребывает ныне в блаженстве, достойном Ее, а эта девушка — всего лишь призрак, посланный обманывать меня бесплотной надеждой? Это было чрезвычайно похоже на правду, и более того — справедливо. Мучаясь этим предположением, я провел ночь без сна, и весь следующий день просидел на подоконнике, глядя во двор, полный пыли и ржавеющего железа. Здесь ли должна после смерти находиться Прекраснейшая из прекраснейших, средоточие всех совершенств?
Но ближе к сути.
Когда солнце уже скрылось за жестяными крышами многооконных домов этого мира, Она возвратилась домой. Как и прежде, я знал о Ее приближении задолго до того, как Она показалась в виду. Но в тот день мои обычные чувства — светлое томление и предчувствие радости — были омрачены новым, незнакомым ощущением…
Рядом с Ней шла подруга. Лучшая подруга, насколько я понял.
Ведьма.
Пока что она была совсем юна, и не могла почти ничего. Возможно, к старости она сможет убивать людей на расстоянии, одним лишь усилием мысли, или же исцелять безнадежно больных, кого Господь уже призывает к себе (какой грех страшнее, кто ответит?). Но сейчас она была молода и слаба. Не знаю, узрел бы я в ней ведьму ранее, не имея обретенной мной теперь остроты чувств, но узрев — немедля известил бы инквизицию!
В ней, еще подростке, уже угадывалась та змеиная красота, что одинаково влечет жестокую силу, исполненную демонического огня, и беззащитную, наивную добродетель. А я видел ее душу, медленно, но верно уходящую в тень. Она была подобна котлу, в котором кипело адское варево злого цинизма, холодного знания, кровоточащего отчаяния и серой, тянущей пустоты. Пока что все страшные элементы этого зелья были раскалены и не смешивались, но когда они остынут и проникнут друг в друга, то породят магическую власть чудовищной силы. Сжечь, сжечь ее, пока не поздно!
И рядом с этим жутким созданием находилась моя Дама, говорила с ней, смеялась… Я был в смятении. И тысячекратно усилилось мое смятение, когда мне открылось то, на что я не смел и надеяться.
Ведьма понимала мои мысли.
Через нее я мог говорить с моей возлюбленной, мог сказать Ей, как я люблю Ее, как я томлюсь, как я счастлив видеть Ее, рассказать Ей, напомнить, воскресить в Ней картины нашей счастливой жизни в незапамятном прошлом. Я мог…
Но не имел права. Ведь это означало вступить в сношение с погибшей грешницей, осквернить себя общением с ведьмой.
И тут меня посетила эта ужасная мысль. Что, если я все же в Аду, а она — его природная обитательница? Сама уродливая, гнусная природа этого мира свидетельствовала об этом. Но кто же тогда та, кого я осмеливаюсь называть своей Жизнью? Неужели моя любовь могла так обмануться, и просиять вблизи пустого призрака, жалкой копии? Нет, невозможно! Или… что еще более невозможно, кощунственно… я не все знал о моей Даме? Я видел, как Она выхаживала больных, — и они поднимались втрое раньше обыкновенного срока. Я видел, как дикие звери подходили к Ней без вражды и страха, и неукротимые кони становились ласковы и послушны от одного прикосновения Ее рук. Я приписывал это Божьей благодати, осенившей Ее, — а если то было тайное ведовство?
Нет! Это нечистый внушает мне такие мысли! Но он не заставит меня предать единственную Даму, которой отдано мое сердце!
Я принял решение — избегать ведьмы и по-прежнему почитать мою Даму. Но как я оказался слаб…
Если бы все шло как раньше, я бы нашел силы сдержать данное себе слово, но увы! — знак Божьей кары, отметивший меня, не мог позволить мне проводить мои убогие дни в покое. Время здесь текло так же, как и в иных, живших ныне лишь в моей памяти, краях. Годы проходили над Нею, одаряя новой, теплой красотой и ласковым светом. Она входила в брачный возраст…
Читать дальше