Олеся Андреева: Люди без Планеты

Не смотря на груз совести, бежать мне стало легче, зная, что теперь уж точно погони не будет. Если только планета не выплюнет Ромо обратно на поверхность.

В этой пирамиде я не был с тех самых пор, как мы ее обнаружили и изучили. Но тренированная память услужливо оживила расположение коридоров и залов. Эту мы нашли, когда наведение Великого Порядка шло полным ходом. Все отправные точки имели связь друг с другом, и, активировав одну, мы автоматически обнаружили все остальные, разбросанные по планете в определенном порядке — на каждый меридиан приходилась одна из них.

Сажа я узнал издалека. Его сгорбленный образ четко выделялся на фоне чернеющего входа в пирамиду. Его вид мне не понравился. А еще меньше мне понравилось то, что он был один. Это могло значить только одно, но об этом я и думать не хотел, пока не получу полный отчет. Я тяжело дышал от длительного бега с препятствиями, но последние метры до подчиненно преодолел, как на крыльях. Только приблизившись, я заметил, что выглядел Саж изрядно потрепанным, лохматые волосы, грязное исцарапанное лицо, на одежде кое-где виднелись дыры. Но большее неудобство ему причиняла сломанная нога. Он даже не обрезал штанину, чтобы не беспокоить края раны, кость торчала, обрамленная окровавленной тканью и кожей. Именно ранение наверняка вынудило покинуть пирамиду. И только заглянув в его глаза, я понял, что нога — это пустяк. Планета уже высосала из него здравый смысл. Если бы не перелом, он продержался бы много больше. А возможно совсем не это свело его с ума, а более 'человеческая' причина стала тому виной.

— Их там нет. — Прошептал он. — Они все куда-то исчезли. Я искал, но их там нет!

Я знал, что он скажет что-то в этом роде. Саж не оставил бы людей по другой причине. Но, услышав собственными ушами, я оцепенел.

— Ситуация вышла из-под моего контроля. Я их потерял. — Он смотрел в одну точку, мимо меня.

Можно было подумать, что не ко мне обращены слова, что меня он не видит. Замерший в одном положении, Саж продолжал твердить, что они потерялись. Лицо его посерело, глаза блестели, от влаги. Он зачем-то опустился на землю, лег, раскинув руки, не пикнув от боли в ноге, уставился в небо, укрытое грозовыми тучами. Наблюдая за ним, я погружался в уныние — он уже похоронил людей. И Настю свою похоронил.

Черт! Рано сдаваться! Пока сам не сделаю, все, что в моих силах, не отступлюсь! Сам обыщу каждый закуток в этой глыбе, где-то они должны быть. Не могли же люди просто так испариться.

Я хотел рвануть к входу в пещеру, но и тут планета проявила инициативу. Очередным толчком завалило камнями единственный вход в пирамиду с этой стороны. На моих глазах камень за камнем, вход замуровывали. Я закричал. Крик мой утонул в треске земли и грохоте падающих камней. До следующего входа я добежать не успею. Замерев, я стоял перед кучей камней. Что, так все и закончится?

Никогда не думал, что боль может быть настолько острой, что сама по себе вырвется криком. Упав на колени, я пытался разгрести каменную кучу, прекрасно осознавая, что это ни к чему не приведет. Но руки сами кидали камни в сторону, обдирая кожу и ногти. Что-то делать… хоть что-то делать я должен был!

Это несправедливо! Я так долго жил в ступоре и так мало времени мне дали для настоящего счастья. Пусть оно и было искусственно вживлено в мое сердце и голову, пусть и было поддельным, но оно было живее, чем все мое тело.

Саж уже не двигался, только открытые глаза смотрели в грозное небо, сверкающее вспышками молний и бурлящее многочисленными торнадо.

Смирившись с тщетностью своих действий, я лег на землю. Она отплясывала подо мной дикий танец. Я не хотел сознавать, что все заканчивается, пытаясь забыться в счастливых воспоминаниях. И чем ближе был конец планеты, тем ярче вставали пред глазами образы девяноста с лишком дней. А гибель планеты была близко. Я не только это понимал, я хотел этого. Слишком устал от Римпвы, чтобы пережить ее второе рождение. Теперь еще более ненавистная, чем когда-либо, она поглотила не только все мои чувства, мою волю, мою жизнь, она забрала Ренату. Но, не смотря на всю ненависть, я молил Римпву о том, чтобы она проявила милость и скорее прекратила мое существование.

Время может быть не только милосердным в исцелении. Иногда оно принимает форму изощренной безжалостности в своей неумолимой скорости. В такие моменты ощущается снисходительность жизни к мимолетным людям. О, да, мне было, чем заняться и без ненужного философствования. Но я безуспешно пытался ухватиться за облезлый хвост времени, чтобы затормозить его марафонский бег. Я возомнил, что я могу это сделать и обязательно должен попробовать. Я же иллюзионист!