Николай Ярославцев: Преднозначение

И долбит, долбит его старик, пока в брюхе от глада не заурчит на все голоса. Или пока не скажет Радко урок единым духом.

Но и после этого волхв гнул свое.

-А теперь скажи, отрок неразумный, что речи будешь, когда с родичем – бэром нос к носу в лесу встретишься? Ему то не ведомо какого ты роду – племени. Он же, бэр этот самый, не говоря худого слова, лапищей своей проведет по твоему носу, а много ли тебе надо? И что ты ему, бэру, после этого возразишь?

И прямил, и гнул Радко турьи рога, чтобы клеить себе лук, который и растянуть пока не мог. И стрелы клеил. И ратовища прямил, сушил и скоблил. И железо калил в угольях, а потом мял его молотом, пока не выходил из него нож ли, наконечник для копья или стрелы. А уж травы глухой ночью по запаху в лесу различать научился. И с наговорами, заговорами, оберегами не сразу, но сладил. Разбуди врасплох, без запинки проговорит. А на бэрьем языке так ловко говорить навык, что и мать – бэриха за своего признает.

От борти к борти, к борти… Вверх по лесине, вниз… Присел под деревом и развернул тряпицу. Закусил ломкой краюхой, да и уронил голову на кулак.

Дедова наука и зрелого мужа умает. А Радко хоть и телом велик, да в перьях не велик. А и те, что нарасти успели пух, не перья. Видимость одна.

А уж наука дедова!

Порой глянешь на Врана со стороны и не подумаешь, что волхв. По следу, что зверя скрадывать, что человека, все едино. И все ловко у него выходит. Только не стрелой, не копьем не тронет. Махнет рукой, мол, давай, уноси ноги, пока не рассерчал. Без надобности ты мне ныне.

А стрелы метать или копье, это уж Радко. И ножом бить. Зим же десять тому, вытесал две палицы, округлил топором, теслом прошелся, острым камешком оскоблил…

-Это, Радко, тебе пока вместо меча будет. Раз портки носишь, так и мечом владеть должен. Не всякого ворога и не всякий оберег остановит.

-А почему ты меня, дедко, Радогором да Радком кличешь, когда я Ольх? – Как-то заикнулся он.

-Ольхом покличут, покличут да и забудут. А Радогор останется. Чуешь, какая силища кроется в имени сем? Так и вижу, как горы горбятся, дыбятся и вздымаются до небес, чтобы обозреть с той выси землицу нашу, а придется, так и лад управит.

Старик молодо расправил плечи, откинул голову и Радко увидел, что глаза у Врана синие – синие. И совсем не старые.

-Нападай, отрок!

-Да, не так, безголовый! А чуть, как бы, со стороны. Наискось. А потом с другого плеча и сразу веди по низу мечом. Я же так сделаю, а потом так…. Ты же все на память себе клади.

Щелкнуло дерево, А Радку показалось, что не палицы это, а мечи звенят, встречаясь в воздухе, осыпая раскаленными искрами траву.

-И по другому разу. С одесны да шуйцу. А теперь мечом мой меч встречай. И чтобы скользом прошел да в землю и воткнулся.

Ужом вьется, как рыбка изворачивается, но палица старика всякий раз попадает по плечам, по бокам. Подсекает ноги, колет в живот. И не так больно, как обидно. Дедко Вран в бороде от старости путается, а ловчей молодого! А волхв будто не в бою, а за горшком с горохом управляется. Да еще и вопрошать успевает.

-А реки мне, отрок, немедля, что творить будешь, коли я тебе кости ненароком нарушу? Или кому другому. Как воедино складывать примешься?

И так без счету раз.

За думкой, да за дремой не заметил и вовсе не ладное.

По старой, поросшей мхом, лесине к борти подбирается молодой бэр. Бока круглые и гладкие, бурая шерсть от сытости блестит. От нетерпения урчит и повизгивает. А вокруг пчелы вьются. Да разве пробьются они через такую шерсть? Целят в черный нахальный нос, норовят в бесстыжее око, в веко своим жалом уколоть. Где там! Визжит, скулит, но лезет. И прозвище к нему, как шипом приколочено. Медоед, и все тут. Ясней не скажешь и лучше не приладишь. Вспугнул, паршивец, мысли.

Остановился поодаль от лесины. Заворчал, сердито сдвинув брови к переносице. Мол, настанет пора, тогда и за угощением приходи. А пока иди с миром, не безобразничай. У Врана ловко выходит по бэрьему говорить. Да и Радко не хуже научился изъясняться.

Бэр остановился, вцепившись в лесину когтистыми лапами. И затряс головой, то ли отбиваясь от пчел, то ли отмахиваясь от Радогорова укора. Борть уже рядом, только лапу протяни. Но сук под задней лапой вдруг хрустнул, обломился и лакомка с визгом полетел к земле.

-А поделом тебе, сластена. Не будешь на чужое зариться.

Радко не мог сдержать смеха, глядя на обиженную, расстерянную морду зверя.

-Сказано же было, не время еще! Добро еще, что мне на глаза попал. А ну как дедко бы нагрянул? Уж почесался бы тогда. – Начал он увещевать зверя. – Сказано же, не время. Лучше иди ко мне. Так и быть, угощу… Не последнее съел. Хоть и не следовало бы. Пакостлив больно.