Одно каноническое обращение сменялось другим, чередовалось с бессвязными, эмоциональными воззваниями. И вновь возникали прохладные, выверенные, как угли в руках, слова, знакомые с детства, после отброшенные в отчаянии и вроде бы забытые. Ан нет, они проявлялись в разуме, проникали в истерзанную, превратившуюся в разбросанные, удалённые друг от друга клочки души. Некоторые серые, безрадостные, некоторые холодные, словно глаза змеи, и последние — вечно кипящие вулканической лавой, выстреливающие протуберанцами щупалец в сторону любой мишени — жертвы.
Он молился порой неистово, но чаще терпеливо — качество, без которого невозможен хороший вор или сидящий в засаде убийца. Иногда ему казалось, что он спит, и происходящее — всего лишь сон. Странный и как бы во спасение, но положительные эмоции чередовались с недоумением — как такой, как он вообще может иметь нормальную человеческую перспективу? Это скорее всего иллюзия. Ему нет прощения. И если бы Единый даровал такой выход, он бы непременно им воспользовался — удавился. Поэтому частым логическим завершением мысленных троп было: «Не верю». Что, впрочем, не мешало торить путь к чему-то светлому. Пускай иллюзорному. Но даже с ним в сердце не было бы так обидно расстаться с бренной оболочкой. Это странное состояние сопровождалось неимоверной усталостью и постоянным головокружением, списать которые легко можно было на пост, что ещё вначале навязали ему (а после он и сам не был против всего лишь хлеба и воды). В общем, он чувствовал себя зависшим между небом и землёй, терзаемой ветрами оболочкой, несмотря на забрезживший маячок, пока что неприкаянной. Но главное — отец был бы чрезвычайно рад его мыслям, направленным как бы на внутреннее исцеление.
Периодически он возвращался в келью, чтобы неторопливо прожевать кусок хлеба из муки грубого помола и запить его кружкой холодной родниковой воды, что неизменно появлялись будто по волшебству. Хотя, если задуматься, ничего необычного в этом не было. Наверняка за ним постоянно следят. И точно не один человек. Минимум двое — чтобы, когда один выполняет роль посыльного, второй продолжал наблюдение за не совсем обычным гостем Храма. Своевременное появление отца Алия — наверняка следствие плотного опекания. То, что он никого поблизости подходящего на эту роль не видел, ещё ничего ни о чём не говорило — ему, собственно, было начхать, кто за ним приглядывает, носит воду с хлебом и регулярно чистит «туалет». Потом, поев, ложился и пялился в потолок. Это был момент, когда поток слов — обращений к Единому на время иссякал. Зато появлялись иные, дурные мысли.
Ещё одним следствием бесед с отцом Алием, помимо духовного очищения, стало негативное отношение к людям, нарушающим заповеди Божьи, и к которым конечно же относились все бывшие товарищи по предыдущей жизни в общем, и верхушка бандитской группировки в частности: Бешенный, Кривой Дужан и даже относившийся к нему чуть ли не по-отечески Рыжий Кари. Нет-нет, да и прорывались стихийно мысли о том, как легко он мог бы упокоить этих паразитов общества, драконов… Всё-всё, не ругаться. Этот парадокс изрядно напрягал его. Ведь Единый не поощрял убийство (одна из заповедей: не убий), тем не менее, требовал «выпалывать сорняки». Вариант, как словесное перевоспитание таких монстров преступного мира, как Бешенный — это даже не смешно. С его Даром, когда он видит все намерения окружающих насквозь, и с целой толпой телохранителей и соратников, приспешников, специализирующихся долго и плодотворно на ниве отнимании жизни, нужна целая армия, чтобы его уничтожить. Так что мысли о «чистке» среди «ночных» были гипотетическими и всего лишь отголосками целой жизни, которая не желала так просто отпускать Злого…
Сзади — сверху раздалось деликатное покашливание. Он прежний наверняка позволил бы себе кривую усмешку: предыдущий посланец, коснувшийся плеча, оказался со сломанной рукой и едва не свёрнутой шеей — Зерги вовремя опомнился. Что поделаешь — рефлексы.
Он вначале дочитал молитву и только после неторопливо чуть повернул голову в сторону. Этого достаточно — периферийное зрение у него было развито великолепно. Это был Радо, ближайший помощник отца Алия, можно сказать, его правая рука, судя по сутане и характерной стрижке — святой отец, на практике же не всё так было просто.
— Его Преосвященство отец Алий зовёт тебя, — негромкий холодный голос.
Радо тут же чётко, по-военному развернулся и двинулся прочь. Хорошо хоть неторопливо, а то поспешно вскочившему, отчего пришлось опереться о колонну и пережидать пару мгновений головокружение, нужно было постараться, чтобы нагнать его.
Читать дальше