Кирилл Пестряков - Эадор. Кровь Властелина

Мельник, по прозвищу Краснохряк, как он сам себя представил, божился всеми Высшими Силами и самим Светлым Властелином, что он ни в чём виноват. По его словам, он поступил, как того требовал княжий указ. День назад, ближе к ночи, мельницу осадили нелюди, пришедшие с юго-востока, то есть либо со стороны Алиссии, либо из Гадючьих Топей. Желая спастись, Краснохряк загнал всех домочадцев на второй этаж мельницы, заложил все входы и выходы тяжелой мебелью, а затем разжег на крыше сигнальный огонь. После этого он начал молить о помощи, прося Светлого Владыку о поддержке, и был вне себя от радости, когда увидел на горизонте дружину князя во главе с самим доблестным Герхардом. О засаде мельник, конечно, знал, видел приготовления орков и гоблинов, однако предупредить не мог до тех пор, пока мы не подошли слишком близко.

Услышав рассказ, Романх схватил Краснохряка за грудки и объявил, что лучше бы тот сгорел вместе со всей своей мельницей! Князь Герхард поспешил урезонить старого воина, провозгласив, что нечего винить несчастного простолюдина в случившемся. Романх пробурчал что-то себе под нос и недовольно удалился. Я знал ветерана достаточно хорошо и отлично понимал, что действительно далеко не Краснохряка он считает виновником постигших нас бед. К счастью, врожденная верность господину и чувство армейской дисциплины мешали Романху напрямую обвинить в огромных потерях самого князя. Тем не менее, всем, кто хоть немного знал ветерана, были вполне очевидны его чувства.

Сигнальный костер с мельницы мы увидели на рассвете. Первое, что пришло нам на ум — это банда разбойников. Князь хотел немедленно помчаться в бой. Во-первых, за славой в битве, во-вторых, помочь своим верноподданным. Хотя лично я предполагал, что последнее для господина Герхарда было не так уж и важно. Романх урезонивал князя, заставляя взять с собой дружину. Однако двоюродный брат лорда, барон Бриссен, а также рыцарь Рогус Бра, по прозвищу Черный Лебедь, тут же вступили с ветераном в спор, объявив, что славный подвиг может уйти прямо из-под их носа. Благородные господа утверждали, что если мельница уже ограблена, то бандитам не будет повода там задерживаться. Услышав о том, что сражение может не состояться, князь разразился праведным гневом, но Романх, подобно упертому быку, стоял на своём. Ветеран был опекуном и защитником князя, он не раз спасал ему жизнь. Посему господин Герхард иногда прислушивался к его словам. В итоге, князь пошел на уступки, но от планов своих не отказался. Дружину было решено разделить на две части. Князь двинулся к мельнице в сопровождении отрядов: мечников, арбалетчиков, гвардейцев, ну, а также нас — светлых братьев. Вторая группа, состоявшая из более легких и подвижных лучников, и двух десятков всадников, должна была собраться под началом Бриссена и Черного Лебедя, а затем выдвинуться на юго-восток. Именно туда, в неисхоженную часть Вороновья, по предположению рыцарей, и должны были направиться бандиты. План казался князю идеальным. Если на мельнице ещё кто-то оставался, то наша тяжелая пехота и арбалетчики запросто бы выбили врагов. Если же бандиты успели уйти, то более быстрые солдаты барона Бриссена и Черного Лебедя должны были догнать их и расправиться с ними. Романха такой план не устроил. Следуя старым военным правилам, ветеран выступал резко против того, чтобы разделять силы. Однако благородные рыцари сумели-таки убедить князя принять их план. Дружина была разбита на две большие группы. В итоге, Романх тяжело переживал последствия утреннего боя. Помимо непосредственного командования гвардейцами, пожилой воин ещё и являлся начальником стражи Вороновья. Следовательно, в обязанности Романха входил и подсчет средств на содержание дружины. Посему, оставив в покое мельника, старый ветеран вооружился пером и чернилами, попытавшись на старом пергаменте подсчитать, во сколько казне Вороновья обойдется восполнение сегодняшних потерь. Как буркнул Романх, усаживаясь на пенек: "нужно прикинуть, почём в злате нам встанет утренний замысел!". По тому, насколько выражение его лица менялось от мрачного до откровенно взбешенного, можно было легко догадаться, что разговор с казначеем Вороновья — Эдом Держи Монета, ветерану предстоит тяжелый. Я был вполне склонен понять Романха, во время учебы в монастыре, я помимо чтения Святых Книг, неплохо освоил и счет. За проявленные способности к математике настоятель повесил на меня ведение домовых и складских книг. Так мне волей-неволей пришлось познать и азы экономии. Посему, подобно Романху, я мысленно прикинул последствия утренней авантюры.