Евгений Малинин - Уругумская сталь

«А вы, многоликие, хорошо понимали, что творите, когда лишали своих соплеменников Разума, превращали их в извергов, в недочеловеков, в… «уродов»?! Вы, имеющие, по твоим словам, Разум, понимали, что творите, когда проводили обряд интроекции над лучшими воинами, умнейшими, способнейшими волхвами. Когда вы таким образом расчищали дорогу к власти своим сыновьям, устраняли своих более талантливых соперников?! А теперь ты заявляешь, что искалеченные вами люди лишены разума?! Может быть, но теперь они имеют оружие, чтобы лишить вас, своих мучителей, жизни!! И разве ты, Вершитель, сможешь понять их, поверить им!»

Вотша замолчал, вдруг почувствовал, что… увлекся, что попытался сделать невозможное – встать рядом с существом, считающим себя неизмеримо выше всех извергов, вместе взятых… И, возможно, действительно, стоявшего выше всех извергов вместе взятых?.. И тут же понял, что не в силах остановиться, что должен выложить все до конца!

«А вас, многоликих, я вполне могу и понять и… поверить – в вас, в ваших поступках и намерениях нет ни тайны, ни высоты, ни скрытых намерений. Вы желаете, не смотря ни на что, сохранить этот Мир таким, каким он был до сего дня – горстью праха, зажатым в вашем кулаке! Но завтра мы, изверги – часть этого Мира, попробуем разжать ваш кулак!»

И снова длилось долгое молчание, прежде чем голос опять зазвучал в голове Вотши. Только теперь в нем звучала странная неуверенность:

«Ну что ж… ты прав. Я понимаю и… верю тебе, да к тому же, ты не сказал ничего нового. Я и сам часто говорил то же самое. Возможно, ты прав и в том, что Разума у извергов вполне достаточно для…»

Вершитель не додумал свою мысль до конца, вернее слишком поспешно оборвал ее, и Вотше показалось, невероятное – что Ратмир не хотел… испугался? Обидеть его!

«Возможно, мы смогли бы по-прежнему существовать в этом Мире вместе и на несколько другой основе, более, что ли, равноправной?..»

Это было предложение мира, или, по крайней мере, перемирия, но в ответ Вотша только усмехнулся:

«Ты хочешь, чтобы мы дали вам время разобраться, что такое уругумская сталь и найти противоядие?.. А затем снова превратить для нас этот Мир в… Или вовсе уничтожить всех извергов, и создать других, не знающих, что в Мире есть серебро?!»

«Ну что ж, ты вправе не верить мне. – Неожиданно быстро согласился Вершитель. – Мы, действительно будем изучать серебро и, действительно, попытаемся найти или создать противоядие… Если успеем это сделать. А если не успеем?..»

Вотша вдруг ясно почувствовал, как Вершитель хмыкнул:

«Ты знаешь, какой процесс скрывается за обрядом интроекции, как убивается многоликость и создается изверг? Наверняка, не знаешь, но тебе повезло – я, пожалуй, единственный из многогранных, кто точно знает смысл этого обряда, и я тебе открою этот смысл. Во время этого обряда у подвергающегося интроекции убивают… вернее отключают, что, впрочем, в данном случае одно и то же, отдельные, точно определенные участки мозга. Мощь человеческого мозга, его мыслительные, аналитические, творческие возможности уменьшаются… да нет! по сравнению с многоликими, они просто исчезают. Нет, способности мозга у изверга достаточны, чтобы говорить, кое-как считать, что-то мастерить. А знаешь, на что способен мозг многоликого? Изверги думают, что все их отличие от человека состоит только в невозможности, или даже в простом неумении изменять свой физический облик и только! Нет, многоликий способен увидеть и понять прошлое любого человека, иногда весьма отдаленное, в пределах двух-трех поколений, он способен заглянуть в будущее любого человека на несколько десятков, а иногда, и сотен лет. Многоликий может взлететь высоко в небо и нырнуть в море на немыслимую глубину. Дважды посвященный многоликий умеет войти в ментальный контакт с любым существом и следить за действиями этого существа, управлять ими изнутри. Он может умертвить это существо, не прикасаясь к нему. Вот сейчас я могу просто задушить тебя, и завтра твои товарищи обнаружат твой уже холодный труп, и никогда не догадаются, от чего ты умер!.. Если бы это как-то решало проблему всех извергов, я, не задумываясь, сделал бы это, но твоя смерть сейчас уже ничего не изменит, даже если ты и в самом деле являешься Разрушителем!..»

Он внезапно остановился, хмыкнул и вдруг, потяжелев мыслью, спросил:

«Ты мне не веришь?! Ты считаешь, я тебя… пугаю?!!»

И тут Вотша вдруг почувствовал, что не может вдохнуть воздух. Его горло перехватила жесткая судорога, он вскинул руки, обхватил ладонями шею, словно пытаясь сорвать с себя невидимую петлю, и повалился навзничь. В глазах у него потемнело, тело выгнулось дугой в болезненном спазме и… Холодный ночной воздух вдруг ворвался в его легкие, обжигая их, вливая в них жизнь. Вотша жадно, хватал ртом эту, чуть было не покинувшую его жизнь, а голос в его голове продолжал звучать, словно ничего и не случилось: