Павел Кошовец: Это не наша война [СИ]

На тракте было спокойно. Лишь раз в сторону Агробара проехала телега, гружённая мешками, мальчишка — возница клевал носом, а на товаре спал кто-то из взрослых. День плавно уходил на свидание с ночью, но ещё три — четыре светлых часа должно было быть.

Рохле неудобно было лежать: муравьи так и норовили залезть в штаны, листья и травинки неизменно щекотали, безрукавка из телячьей кожи с нашитыми железными бляхами, которую заставил надеть «мама», давила в бок… Или это сосновый корень? Тролль хотел проверить, что ему мешает лежать, но вовремя вспомнил, что Худук запретил шевелиться — они кого-то ждали и находились… как это?.. а, в засаде. Достаточно того, что он, лёжа рядом, сердито зыркал и колол острым локотком, когда у Рохли бурчало в животе. Настроение у «мамы» такое, что лучше было не привлекать его внимание и не сердить. Спасибо Ностромо, отрезавшему ему с собой кусочек мяса. Маленький такой. С килограмм. Как там он, гном? Он хороший. А остальные спрятались недалеко. Рохля потянулся рукой к затылку — чешется. Хорошо хоть снял шлем, красивый такой, но неудобный. Вообще, тролль не очень уважал одежду и всякие штуки, которые нужно цеплять на себя.

Звук почёсывания прозвучал неожиданно громко, и Рохля испуганно покосился в сторону Худука. Облегчённо выпустил воздух и неожиданно замер сам, прислушался. Не пели птицы, перестали шуршать животные, и даже насекомые и растения, казалось, замерли. Вспомнил напряжённое лицо «мамы», и это ему не понравилось. Посмотрел на дорогу.

Приближался отдалённый гул, нарастал, словно шум прибоя, и вот на дороге появились всадники. Но какие! Эти четырёхногие никак не походили на лошадей. Вытянутые головы с развевающимися клоками гривы, приплюснутые морды, мускулистый корпус и крепкие, но короткие ноги или, вернее, лапы, болтающийся нервно хвост. Эти ездовые животные были скорее из породы кошачьих. Хищники. Различных оттенков: от относительно белого до грязно-серого. Наездники — кряжистые фигуры напоминали гномьи, только с втопленными в плечи небольшими головами. Были они в чёрных одеждах: доспехах и плащах, почти все с накинутыми на головы капюшонами, а у кого нет, виднелись шлемы с загнутыми вниз по бокам рогами. Сзади на широких крупах животных были прикручены внушительные баулы.

Ровные ряды наездников растянулись по всей ширине дороги. Пронеслась крытая повозка за кольцом охраны, которую тянула шестёрка животных; на подножках, лицом наружу с обнажёнными кривыми саблями застыло до десятка воинов.

Внезапно нечто нарушило равномерное движение колонны. Один из стоявших на повозке охранников на ходу ловко прыгнул на спину одного из свободно бегущих рядом животных, резко рванул гриву и, грубо расталкивая соплеменников, что-то яростно крича, выскочил на обочину. За ним устремилось до двух десятков молчаливых всадников.

Рохля напрягся: чёрные стремительно вытянулись к тому месту, где у них была стоянка. Он с товарищами прятался метрах в двадцати от места их остановки и около пятнадцати от входа в лес, поэтому ему хорошо была видна морда (по-другому не назовёшь) предводителя, когда тот, слетев со взрыкивающего четырёхногого хищника, сам упал на четвереньки и, низко опустив голову к земле, вынюхивая, стал наматывать круги, ругаясь на мешающих ему и затаптывающих следы бойцов. Те поспешно отъехали чуть назад, к дороге.

Покружившись, следопыт замер, повернул голову в сторону леса. Лицо у него было неприятное, можно даже сказать, страшноватое — решил про себя Рохля, уводя взгляд от вывернутых принюхивающихся ноздрей, горящих красными угольками провалов в местах расположения глаз, ротовой щели с мелькающим быстро тонким язычком — и вообще, всего изъязвлённого, будто покрытого коростой лица. Понятное дело, что тролль и помыслить не мог, что он боится — подобное чувство одолевало его только когда попадал в беду «мама» Худук. Да и наблюдал он, как охотник, ведь смотреть прямо в лицо потенциального врага было опасно, и юный тёмный, зная это, по касательной отслеживал передвижения на поляне.

Немигающий взгляд пошёл вдоль кромки леса, приближаясь к месту, где прятались они, и Рохля вдруг почувствовал скользнувший вдоль хребта по спине озноб, словно сыпанули снега. Понимая, что лучше совсем опустить глаза, не смотреть, остановить сердце, не выдавать себя, потому что это существо может чувствовать и взгляд и слышать дыхание сквозь любую преграду… Что-то легло на затылок троллю и непреклонно прижало голову к земле. Рохля облегчённо закрыл глаза и провалился в темноту…