Баркер Клайв - Пятый доминион

Миляга предпринял вторую попытку.

- Отец, я хочу увидеть Тебя.

Он вгляделся в сумрачную даль улицы в надежде увидеть хотя бы малейший намек на присутствие Незримого. Улица была неподвижна, нигде не было слышно даже шороха, но его пристальное внимание было вознаграждено. Он постепенно стал понимать, что его Отец, несмотря на Свое очевидное отсутствие, на самом деле находится прямо перед ним. И слева от него, и справа от него, и у него над головой, и у него под ногами. Разве не кожей были мерцающие складки занавесок за окнами? Разве не костью были эти арки и своды? Разве нс плотью были пурпурная мостовая и камни домов с прожилками света? Здесь было все - спинной мозг, зубы, ресницы, ногти. Когда Нуллианак сказал о том, что Хапексамендиос - повсюду, он имел в виду не дух, а плоть. Это был Город Бога, и Бог был этим Городом.

Дважды в своей жизни он уже ощущал намек на это откровение. В первый раз - когда он вошел в Изорддеррекс, который получил прозвание города-бога и был, как он сейчас это понял, неосознанной попыткой его брата воссоздать творение Отца. А во второй раз - когда он создавал образ Пятого Доминиона и, поймав своей сетью Лондон, понял, что все в нем - от канализационной трубы до купола собора - устроено по образу и подобию его организма.

И вот перед ним предстало самое очевидное доказательство этой теории, но понимание не придало ему сил. Напротив, мысль об огромности его Отца захлестнула его новой волной ужаса. По пути сюда он пересек пространство, на котором мог бы уместиться не один земной материк, и каждый уголок был создан из неимоверно разросшегося тела его Отца, который превратил себя в материал для каменщиков, плотников и носильщиков Своей Воли. И все же, во что в конце концов превратился этот город, при всем его великолепии? В ловушку физического мира, в тюрьму, узником которой стал Тот, кто ее создал.

- О, Отец... - сказал он. В его голосе послышалась неподдельная скорбь, и, возможно, это и стало причиной того, что он наконец был удостоен ответа.

- Ты сослужил Мне хорошую службу, - сказал голос.

Миляга хорошо помнил это монотонное звучание. Те же самые едва уловимые модуляции слышал он, когда стоял в тени Оси.

- Ты преуспел там, где других постигла неудача, - сказал Хапексамендиос. - Одни сбились с пути, другие позволили себя распять. Но ты, Примиритель, твердо шел к цели.

- Я делал это ради Тебя, Отец.

- И в награду за свою службу ты был допущен сюда, - сказал Бог. - В Мой Город. В Мое сердце.

- Благодарю Тебя, - ответил Миляга, опасаясь, что этим даром разговор и закончится, а тогда он не выполнит поручение матери. Что она ему советовала? Скажи, что ты хочешь увидеть Его лицо. Отвлекай Его. Льсти Ему. Ах да, лесть!

- Я хочу, чтобы Ты научил меня, Отец, - сказал он. - Я хочу принести Твою мудрость обратно в Пятый Доминион.

- Ты сделал все, что от тебя требовалось, Примиритель, - сказал Хапексамендиос. - Тебе не придется возвращаться в Пятый Доминион. Ты останешься со Мной и будешь наблюдать за Моей работой.

- Что это за работа?

- Ты прекрасно знаешь об этом, - сказал Бог. - Я слышал, как ты говорил с Нуллианаком. Почему ты делаешь вид, что тебе ничего не известно?

Модуляции Его голоса были слишком неуловимы, чтобы по ним можно было о чем-то судить. Звучал ли в Его словах неподдельный вопрос, или это была ярость, вызванная лицемерием сына?

- Я не хотел судить о Твоем деле с чужих слов, Отец, - сказал Миляга, молча обругав себя за допущенный промах. - Я думал, Ты Сам мне захочешь обо всем рассказать.

- С какой стати Мне говорить тебе о том, что ты и так уже знаешь? - спросил Бог, по-видимому, не собираясь успокаиваться, пока не получит убедительного ответа. - Все необходимые знания у тебя уже есть.

- Не все, - ответил Миляга, догадавшись, как он может вывернуться из этой ситуации.

- Чего же ты не знаешь? - спросил Хапексамендиос. - Я отвечу на любой вопрос.

- Твое лицо. Отец.

- Мое лицо? Что это значит?

- Мне не хватает знания о Твоем лице, о том, как оно выглядит.

- Ты видел Мой город, - ответил Незримый. - Это и есть Мое лицо.

- И это Твое единственное лицо? Это действительно так, Отец?

- Разве тебе этого недостаточно? - спросил Хапексамендиос. - Разве оно не совершенно? Разве оно не сияет?

- Слишком ярко сияет, Отец. Оно слишком величественно.

- Разве величия может быть слишком много?

- Но во мне по-прежнему живет человек, Отец, и этот человек слаб. Я смотрю на Твой город, и меня охватывает благоговейный ужас. Это шедевр...