Баркер Клайв - Пятый доминион

Вопрос показался ей точным. Действительно, Бог, который замуровал себя в своем собственном городе и не проявил никакого желания разрушить стену между своим Доминионом и остальными, вдруг ни с того ни с сего добыл себе невесту на краю света, чтобы она родила Ему ребенка, который разрушит все стены в мире...

- Действительно, странно, - сказала она.

- Вот и я тоже так считаю.

- И у тебя есть какие-нибудь догадки?

- Я бы не сказал... Но я так думаю, у Него должна была быть какая-то цель, иначе к чему вся эта заваруха?

- Здесь какая-то интрига...

- Боги не плетут интриги. Они творят. Они защищают. Они карают.

- Так чем же Он, по-твоему, был занят?

- Вот в этом вся соль. Может быть, ты сумеешь это выяснить. Может быть, это уже выяснили другие Примирители.

- Другие?

- Те сыновья, которых Он посылал на Землю до Сартори. Может быть, они поняли, какую цель Он преследует, и отказались следовать Его воле?

Да, эту мысль стоило обдумать.

- Может быть, Христос умер вовсе не для того, чтобы спасти смертного человека от его грехов, а для того...

- ... чтобы спасти его от своего Отца?

- Да.

Она подумала о видении, которое открылось ей над Бостонской Чашей - ужасное зрелище города, да и, судя по всему, всего Доминиона, залитого необоримой чернотой, - и тело ее, которому не раз приходилось биться в припадках и судорогах после всех тех мук, что на нее обрушивались, неожиданно замерло. В ней не было ни паники, ни исступления - только бездонный ледяной ужас.

- Что же мне делать?

- Не знаю, дорогуша. Ты вольна делать все, что тебе захочется, помни об этом.

Несколько часов назад, сидя на пороге вместе с Клемом, она чувствовала горечь обиды и разочарования, сознавая, что для нее нет места в Евангелии Примирения. Теперь же это обстоятельство, похоже, могло подарить ей тонкую нить надежды. Как Дауд не раз заявлял в Башне, она не принадлежит теперь никому. Род Годольфинов угас, Кезуар погибла. Миляга пошел по стопам Христа, а Сартори либо занят строительством Нового Изорддеррекса, либо копает себе могилу. Она была сама по себе, а в мире, где все остальные были ослеплены страстью или долгом, подобное состояние имело свои выгоды. Возможно, только она сможет увидеть ситуацию со стороны и вынести беспристрастное суждение.

- Выбрать будет трудновато, - сказала она.

- Может быть, тебе лучше вообще забыть все, о чем я говорил, дорогуша, - сказал Дауд. С каждой фразой его голос становился все слабее, но он изо всех сил старался сохранить свой беспечный тон. - Просто сплетня парня из актерской братии.

- Если я попытаюсь остановить Примирение...

- Ты плюнешь в лицо Отцу, Сыну, а возможно, и Святому духу.

- А если я не стану этого делать?

- То на тебе будет лежать ответственность за все, что произойдет.

- Почему?

- Потому... - Голос его так ослабел, что даже треск разведенного им костра был громче. - ... потому что я думаю, что только ты сможешь его остановить...

Сжимавшая ее рука разжалась.

- ... ну... - сказал он. - ... вот и все...

Глаза его стали закрываться.

- ... одна последняя просьба, дорогуша? - сказал он.

- Да?

- Может быть, я прошу слишком многого...

- Чего же?

- ... я вот все думаю... могла бы ты... простить меня? Я знаю, это нелепо... но мне не хотелось бы умереть, зная, что ты презираешь меня...

Она вспомнила о той жестокой шутке, которую он сыграл с Кезуар, когда та молила его о милосердии. Пока она колебалась, вновь раздался его шепот.

- ... ведь мы были... два сапога... пара, а?

Она протянула руку, чтобы дотронуться до него и постараться утешить хотя бы немного, но не успели ее пальцы коснуться его тела, как дыхание его прервалось, а глаза окончательно закрылись. Она испустила сдавленный стон. Здравому смыслу вопреки, она ощутила горькое чувство потери.

- Что-то не так? - спросил Понедельник.

Она поднялась на ноги. - Это зависит от твоей точки зрения, - сказала она, заимствуя дух комедийного фатализма у того, чей труп лежал у ее ног. Этот тон стоит порепетировать. Он вполне ей может пригодиться в ближайшие несколько часов. - Не дашь мне сигарету? - спросила она у Понедельника.

Понедельник выудил пачку из кармана и швырнул ей. Она вытащила одну сигарету и бросила пачку назад. Подойдя к костру, она вытащила горящую с одного конца палочку и прикурила.

- Что с парнем такое?

- Он мертв.

- И что мы будем делать?

А действительно, что? Если на ее дороге и есть развилка, то она именно здесь. Должна ли она предотвратить Примирение - это будет нетрудно, камни лежат у нее под ногами - и позволить истории заклеймить ее разрушительницей? Или же она должна не препятствовать ему и допустить опасность того, что всем историям на свете будет положен конец?