Ярослав Вольпов - Третий день зимы

— Ничего! Ровным счётом ничего! И когда придёт время, я убью его со спокойной душой — а не его, так другого. А ты, сестричка, не сердись так; а то морщинки появятся, станешь некрасивой. Кто тогда на тебя польстится? А мне потом из-за тебя голодной сидеть? Ты ведь не допустишь этого? Ты ведь любишь свою сестру, правда?..

Шёл второй день зимы.

Лиа долго стучала, прежде чем Альфред открыл ей дверь. Девушка поразилась тому, насколько осунулось и потемнело его лицо. Его глаза, очевидно, не закрывались всю ночь, но за долгие часы не увидели ничего утешительного. Он полностью отдавал себя на то, чтобы вернуть здоровье брату — но вместо этого лишь терял собственное.

— Как он? — тихо спросила Лиа.

— Ему стало ещё хуже, — покачал головой Альфред. — Я делаю всё, что в моих силах, но он по-прежнему не приходит в сознание. Если так пойдёт и дальше… его душа может окончательно потерять связь с телом.

— Я хочу его видеть, — побледнев, сказала Лиа.

— Нет-нет! — поспешно проговорил Альфред, поняв, как неосторожны были его слова. — Его сейчас лучше не беспокоить. Сейчас болезнь протекает наиболее тяжело, но это продлится всего день-два, не дольше. Потом Этельред обязательно пойдёт на поправку. Вот если ты придёшь тогда, он очень тебе обрадуется, а теперь…

Лиа молча отстранила Альфреда и вошла в дом.

— …Он тебя даже не узнает, — поникшим голосом закончил тот.

Постель, на которой лежал Этельред, была в таком же беспорядке, как и его сознание. Несмотря на все старания Альфреда, покрывало постоянно слетало на пол, а простыня превращалась в измятую тряпку. Пальцы Этельреда впивались в ткань так, что та едва не прорывалась, закручивали её в узлы и тут же бессильно разжимались. Волосы его, слипшиеся от пота, были всклокочены, а глаза плотно закрыты. Он с хрипом втягивал воздух, а на выдохе бормотал что-то неразборчивое. Трудно было узнать в нём того цветущего юношу, каким Этельред был лишь пару дней назад.

Лиа метнулась к нему; сзади предостерегающе вскрикнул Альфред, но она не слышала его. Она упала на колени рядом с кроватью и обхватила руками голову Этельреда, повернув к себе его лицо, сведённое гримасой страдания. Неожиданно глаза больного широко распахнулись, и Лиа едва не отпрянула: в них не было ни капли человеческого. Белки стали розовыми от полопавшихся сосудов, а радужная оболочка, наоборот, побледнела. Но девушка нашла в себе силы не отвернуться; она словно пыталась проникнуть в его душу и найти тот замок, который удерживал Этельреда в самом себе. И вот постепенно, мало-помалу, его безумный взгляд стал осмысленным. Лиа едва сдержала радостный возглас: видно было, что юноша узнал…

— Эверморн… — прохрипел он.

Лучше бы он принял её за убийцу и вцепился ей в горло, лучше бы увидел в девушке дьявола и с воплями шарахнулся от неё; лучше бы его помутненный рассудок нарисовал какую угодно картину — но только не ту, другую. Её имя хлестнуло Лиа по лицу, подобно плети, и, словно рубец, загорелись её щёки. Жизнь покинула глаза девушки, и они стали такими же пустыми, какими они только что были у Этельреда.

— Я хотел тебя остановить, — печально сказал подошедший сзади Альфред, — но больше нет смысла скрывать правду. Он не прекращает повторять её имя, твердит и днём и ночью.

Двигаясь, словно во сне, Лиа встала, но пальцы Этельреда вцепились в её рукав с нечеловеческой силой.

— Не уходи, — выдохнул он.

Лиа готова была броситься обратно, снова упасть в его объятья и выкинуть из памяти последнюю минуту — но следующие слова Этельреда растоптали её радость.

— Не уходи… Эверморн… — шептал он. — Не… покидай… Мне… только ты…

Альфред положил замершей девушке руку на плечо, но она не заметила ни самого жеста, ни того, как непросто было юноше на него решиться. Через несколько секунд она поняла, что если останется неподвижной, то рухнет на пол. С трудом она сдвинулась с места и пошла прочь. Сзади по-прежнему доносился хриплый шёпот, но она то ли не слышала его, то ли пыталась заглушить уверениями, что не слышит.

— Эверморн… Никогда… кроме тебя… Если захочешь… Всё… для тебя…

— Третий день зимы приближается; я чувствую это всем телом. Мне кажется, что я умираю — но заклятие истает раньше меня. Я вновь буду свободна!..

— Всего лишь на несколько часов.

— Пусть так; но сама ты не освободишься никогда. Ты считаешь себя моей тюремщицей, но по-настоящему в плену находишься только ты. Теперь у нас всё общее: и жизнь, и свобода. Выпусти меня отсюда, и ничто больше не удержит тебя в этих старых стенах!