По кивку Айдана его мамлюки выстроились позади него. Все они таращились на бесстыжих женщин, не носящих вуалей. Король по меньшей мере привел их в замешательство: прокаженный, а король, и никто не шарахается от него и не думает о нем хуже из-за того, чем Господь покарал его.
Айдан направился прямо к королю. Перед троном он остановился. Двор вновь замер. Король ждал в громовом безмолвии. Когда Айдан поклонился, его сарацины простерлись на полу, отдавая дань уважения тому, кого их господин назвал повелителем.
Король поднялся. Айдан выпрямился. Балдуин действительно вырос: их глаза были почти на одном уровне. Король ничего не спрашивал и ничего не предлагал, только взглядом.
Айдан поцеловал расшитую драгоценными камнями перчатку. Рука под ней была тоньше, чем прежде, пальцы скрючились от болезни; но рука была спокойной. Голос был мягким, не глубже и не звонче, просто тот же голос.
— Милорд. Рад новой встрече.
— Воистину добрая встреча, государь, — ответил Айдан. — Я пришел, чтобы служить вам, если вы примете меня.
— Принять вас? — Голос Балдуина стал выше на октаву. — Вы желаете этого?
— Желаю всем сердцем.
Глаза короля заблестели. Взгляд их переместился с Айдана на ряд спин и тюрбанов позади него и заплясал.
— Это будет ваша рыцарская дружина?
— Если ваше величество примет их.
— Они согласны на это?
— Я не слышал от них обратного.
И, несомненно, вряд ли придется услышать, судя по вспышкам взглядов из-под тюрбанов. Сорвиголовы Айдана оценили короля и нашли его достойным внимания.
Балдуин сел, не устало, не совсем, но осторожно. Он, наверное, улыбался, его глаза озорно блестели.
— Это будет скандал.
— Не так ли?
Балдуин засмеялся.
— Без вас тут было скучно, милорд.
— Я думаю, здесь способны оживить скуку, — сказал Айдан, окидывая взглядом двор.
— Оживить, — согласился Балдуин. — Но не возмутить.
— Ах. Печальное упущение. Мне нравится думать, что я могу быть полезен.
— Всегда, милорд. — Айдан подозревал, что король посмеивается. Он был явно весел. — Я рад, что вы пришли сегодня. Не происходит ничего интересного, теперь, когда моя сестра вышла замуж и уехала. Должны ли мы дать обед в ознаменование вашей победы?
— Ваше величество щедры, — ответил Айдан.
— Значит, вы действительно желаете этого. Вы будете служить в Иерусалиме.
— Вам, ваше величество, и никому более.
Балдуин был король; он не стал говорить о том, что недостоин. Но он был рад, и горд, и чуть испуган, как человек, принявший окончательное решение.
Айдан знал. То же самое было и с ним. Он неожиданно преклонил колени и сложил руки ладонь к ладони, предлагая свою верность.
Балдуин смотрел на него. Айдан даровал ему радостную уверенность, гордость, свободно избрав его своим господином.
— Вы мой король, — произнес Айдан, — мой лорд и мой сеньор. Я служу вам по собственной воле. Я отдаю вам уважение вассала к сеньору.
— Это высокая честь, — промолвил Балдуин, — и королевский дар. — Его руки в перчатках легко легли поверх ладоней Айдана; король набрал воздуха, чтобы произнести формулу принятия присяги.
Айдан мало что видел и слышал, кроме короля, но его чувства несли свой дозор. Он знал, что зал застыл в безмолвии от центра до стен. Последние из его слов, сказанных королю, упали в тишину.
Когда руки Балдуина накрыли ладони Айдана, молчание стало иным. Что-то вторглось в него, что-то необычное. И не успел король заговорить, как высокий холодный голос опередил его.
— Король и повелитель, если ты принимаешь этого рыцаря на службу, принимаешь ли ты также и его долги?
Эхо взлетело под потолок и замерло. Никто не произнес ни слова.
Айдан застыл, коленопреклоненный. Его сердце превратилось в птицу: оно подпрыгнуло и запело.
Он отмечал ее приближение по гулу голосов и по блеску в глазах короля. В какой-то миг он должен был не выдержать и обернуться, даже зная заранее, что увидит. Ни свиты, ни единого признака высокого положения, только одинокая стройная фигура, возникшая из воздуха, закутанная в покрывала и дерзко заговорившая на langue d'oeil. Ее акцент был очарователен.
Марджана остановилась около него. Ее присутствие было подобно боли; ее образ растекался по коже огнем. Для человеческих глаз она была человеческой женщиной, высокородной сарацинкой в золоте и шелке, закутанной и скрывающей лицо под вуалью.
Она поклонилась королю; ропот усилился, когда она простерлась рядом с мамлюками, показав всем свою грациозность и свою чужеземность. Ропот утих, когда она заговорила.
Читать дальше