Юлия Галанина - ЗвеРра

— Геростраты вонючие, — подтвердил Марк.

— Ненавижу! — отозвался похититель.

— Аналогично! — подтвердил Марк. — А чего один шаришься? Убивали-то оленей всем скопом?

— Они боятся, — презрительно сказал атаман кислых мышей. — Они сидят и киснут. Даже оборачиваться боятся.

— Ага. И ничего не изменилось, — закончил за него Марк. — А так хотелось прогреметь на весь город, ужаснуть и поразить. Но кислых мышей по-прежнему в расчёт не берут. Элементарно, Ватсон. И моя смерть, дорогой Герострат, тебя лично ничем не согреет.

— Я уничтожил Артефакт! Я его уничтожил! — заклинило, похоже, кислого мыша.

— Ненависть — оборотень любви, — нравоучительно сообщил ему Марк. — Артефакт по-прежнему с тобой, ты всё так же маешься. И стоило после этого надрываться?

— Медальон видишь? Медведь носил! — встрял росомаха, которому тоже приспичило похвастаться, и потыкал пальцем в центральный камень подвески.

Пленник тут же воспользовался тем, что захват ослаб, резко толкнул и скинул с себя росомаху.

Вскочил на парапет, плюнул в Марка и сиганул вниз, оставив на память о себе только запах — брызги взлетели фонтаном над ЗвеРрой-рекой. Плевок до цели не достал.

Марк с росомахой склонились над ограждением. Вода у моста в лунном свете была тусклой, непрозрачной.

— Выплывет? — заинтересовался Марк.

— Не-а, — помотал головой росомаха. — Здесь глубоко. И высоко.

— Этот тип крепкий — вон как по скале на мельницу лазил, — не поверил Марк.

— Крепкий, — согласился росомаха. — Я ему ногу сломал. Чтобы не бегал. Плавать тоже тяжело.

— Пойдём домой, Графч… — буркнул Марк. — Расследование завершилось. Полный песец.

— Как Илса? — обрадовался росомаха знакомому слову.

— Илса — худой песец, — объяснил ему разницу Марк, засовывая топорик за пояс. — Изящный. А к нам пришёл полный. Такие дела.

Они немного подождали, не всплывет ли, не покажется голова. Но ЗвеРра-река принятое не отдавала.

Марк зверски окоченел на ледяном ветру, чтобы немного согреться, обхватил себя руками, засунул ладони под мышки. Нахохлился, как воробей зимой, и пошёл, прихрамывая, к городу. За спиной, на той стороне маячили угрюмые лачуги кислых мышей.

Росомаха, которому ветер был нипочем, поплевал с моста развлечения ради, а потом кинулся догонять Марка. Заметив, что тот замерз, на секунду задумался, сморщив нос. Потом начал изобретать: на голове его объявилась лохматая, похожая на папаху, шапка, которую он радушно сдернул и нахлобучил на Последнюю Надежду. Таким же манером возникли меховые варежки, которые он тоже отдал Марку.

— Я и не знал, что можно вот так ваши волшебные одёжки одалживать… — вяло удивился Марк, поправляя съехавшую на нос росомашью папаху.

— И я не знал, — подхватил росомаха. — Никто не знал. Никому не надо — у всех своё есть.

Мост остался позади, они свернули направо, к мельнице. За спиной послышались торопливые шаги, их нагнали лисички.

— Ой, а мы аж до Могильников пробежались! — обрадовалась Илса. — Думали, что вы где-то около Оленьего Двора. Поймали?

— Ага, — равнодушно сказал Марк.

— Отпустили? — удивилась Диса.

— Утонул, — пояснил, зевая, Марк.

— А кто это?

— На мельнице расскажу. В тепле, — Марк прикрыл варежкой нос от ветра и прибавил ходу, сколько хватило сил.

Говорить ему сейчас совершенно не хотелось.

Лисички переглянулись, но спрашивать росомаху не решились. Тем более, что тот был занят — пытался создать для Марка меховую куртку, но дело, почему-то, не заладилось: куртка покидать росомаху не желала, как он ни дергал её за рукава и полы.

Илса, посмотрев на эти мучения, на Марка в клетчатой рубашке и разлохмаченной шапке, на ходу придумала пушистый меховой шарф, который почти насильно накинула на Последнюю Надежду, чтобы горло было прикрыто. Марк отмахивался, особо, впрочем, не протестуя.

Росомаха заботу полярной лисички оценил, покивал довольно и, приблизившись поближе, прошептал ей, округлив глаза:

— Ты не тот песец, ты хороший песец. Худой. А к нам другой пришёл, плохой. Полный.

Заинтригованная Илса внимательно осмотрелась вокруг в поисках, где же прячется другой песец. В руках её лунными рыбками блеснули длинные узкие лезвия, готовые сорваться в полёт в любое мгновение. Осмотревшись, она никого не обнаружила. Ножи спрятала, а вопросы оставила при себе — до мельницы.

Добравшись до тёплой комнаты, Марк скинул шапку, шарф, варежки и кроссовки, положил топорик и молча заполз под кровать. Обхватил руками подушку, придавил её щекой. Под кроватью было уютно, как в берлоге, пахло досками и пылью.