Елена Грушковская - Самый важный день в его жизни

— Ну, как ты? Нормально?

— Да, Лёва, всё хорошо, — ответил ДК. — Тебе надо, наверно, документы предъявить.

— Да, ваш паспорт или иной удостоверяющий личность документ, — подтвердил чиновник.

— Ага, сейчас. — Лев полез во внутренний карман лёгкой летней куртки. Достав паспорт, он протянул его молодому человеку. — Вот.

Пока чиновник снимал паспортные данные, ДК представил Глеба Льву.

— Познакомься, это Глеб. Он подвёз меня сюда.

— Ты чего мне-то не сказал?! — попенял ему Лев, возмущённо округляя светлые кошачьи глаза. — Брякнул бы мне, я бы за тобой заехал.

— Ладно, чего теперь уже… — смущённо улыбнулся ДК.

— Теперь уж ничего, — согласился Лев, протягивая руку Глебу. — Рад познакомиться. Лев.

— Взаимно, — ответил Глеб.

Они обменялись крепким рукопожатием.

Без десяти десять чиновник сказал:

— Вам пора. Спускайтесь на нулевой этаж, последняя дверь налево. Вас там встретят.

Ни Стеллы, ни Лады не было, но ДК ещё ждал. На нулевом этаже был низкий потолок и бетонный пол, а вдоль стен тянулись трубы. Возле указанной двери стоял высокий мужчина в белой рубашке и при галстуке, темноволосый, с добродушно-скучающим лицом. При появлении ДК в сопровождении Льва и Глеба он оживился.

— Вот они мы, — поприветствовал он ДК с усмешкой. — Явились, не запылились. Проходите. Заждались уж вас.

Они вошли в небольшую комнату — естественно, без окон, освещённую длинными трубчатыми лампами на потолке. Комната очень походила на врачебный кабинет. Посередине стояло кресло, очень похожее на стоматологическое, и ДК слегка оробел при виде его: он всегда испытывал трепет от одной мысли о стоматологических процедурах.

— Проходим, ничего не боимся, — подбодрил его мужчина в белоснежной рубашке. — Прямо сюда и присаживаемся, вот так.

Он усадил ДК в кресло и слегка потрепал по плечу. Льву и Глебу он указал на стулья у стены.

— Садитесь, в ногах правды нет. Для вашего же удобства поставлены.

Те сели. Здесь тоже висели часы, и ДК из кресла было их хорошо видно. Было без пяти десять. Грустно, что Лада не пришла… Стелла — ладно, Бог с ней.

Откуда-то появился врач. Вернее, ДК так подумал: мужчина был в медицинской спецодежде и перчатках. Он поздоровался с Львом и Глебом, подошёл к ДК и слегка дотронулся до его плеча. Ничего не спросил, только дотронулся — ласково и ободряюще. Робость ДК прошла, вернулось прежнее спокойствие, а Чувство снова овладевало его лицевыми мускулами, вызывая улыбку.

Без двух минут десять вошла Стелла. Сдержанная, в элегантном тёмно-сером костюме и белой блузке, в шляпке с вуалеткой, на высоких шпильках. Без детей. Ну и правильно. Незачем. Поздоровавшись, села — прямая, как аршин проглотила. В комнате запахло её духами — тонкий, свежий, дорогой аромат.

— Стел, да расслабься ты, — сказал ей ДК. — Всё нормально.

Она неуверенно улыбнулась, унизанными колечками пальцами стискивая сумочку — маленькую, немногим больше кошелька. ДК тоже улыбался ей. Ей же он отдавал и ту улыбку, которую не мог подарить Ладе.

Без одной минуты десять врач сказал:

— Начинаем.

— Рано, — вырвалось у ДК. — Ещё одна минута…

Рука врача опустилась на его плечо, голос тепло и понимающе провибрировал возле уха:

— Она не пришла, да? Ну, если её до сих пор нет, значит, уже не придёт. Увы, дружище…

Лада не пришла, с грустью думал ДК. Наверно, что-то случилось, она не смогла. Должна быть какая-то уважительная причина. Заболела?

21:59:50, 21:59:51…

21:59:59

Дверь открылась, и на пороге возникла девичья фигурка в белом льняном сарафане, в белых босоножках на стройных загорелых ногах. Добродушный мужчина в белой рубашке с галстуком улыбнулся:

— Секунда в секунду.

22:00

Врач нажал кнопку, и поршни шприцев двинулись вниз, по трубкам заструилась прозрачная жидкость, ворвалась через иглы в напрягшиеся вены ДК, его руки и ноги вздрогнули, но широкие прочные ремни удержали их на месте. Боль, невыносимая боль разрывала его на части. Адский огонь струился по его жилам.

— Смертный приговор приведён в исполнение в двадцать два часа ноль ноль минут.

Очищенный дождём воздух был свеж. Мокрый асфальт блестел, усеянный мелкими веточками, сорванными с деревьев грозовым ветром, а с влажно шелестевшей листвы, ярко-зелёной, чисто умытой, падали капли. Получалось, что под открытым небом дождя уже не было, а под деревьями он ещё шёл.

Она брела по улице без зонтика, намокшие волосы цвета ромашкового отвара прилипли к её спине и плечам. Белые босоножки были забрызганы грязью, а на мокром подоле льняного сарафана чуть приметно проступало коричневатое пятно от "пепси-колы".