Элейн Каннингем: Дочь Дроу

Знаменитые воины Рашемена использовали странный и малоизученный магический ритуал, чтобы войти в боевую ярость. Но что-то странное произошло с этой магией, которая изменившись вошла в юного Федора. Он стал настоящим берсерком, способным входить в это безумие когда пожелает. Сначала его умение приветствовалось как дар богов, и когда орда Туйган нахлынула из восточных степей, Федор встретил ее вместе со своими братьями-берсерками и бился яростней других.

Все бы хорошо, но было и другое наследие времени искаженной магии. Федора, сновидца, продолжали мучить кошмары, как и многих рашеми в Смутное Время. Он не говорил об этом никому, во многих из его народа — который составляли большей частью простые крестьяне — укоренились давние предрассудки насчет видений, они могли увидеть в любом вызванном пивом сне сложные значения, предвещающие проклятия. Федор считал что знает, чем могут являться его сны, а чем не могут.

Однако сегодня ночью, он чувствовал себя куда менее уверенно. Вырвавшись из кошмара, он обнаружил, что его сердце бешено колотится, а тело обливается холодным потом. Федор безуспешно попытался заснуть, завтра вновь придется встретиться с туйганами и ему понадобится вся его сила. Он дрался сегодня, и дрался хорошо — по крайней мере, так ему сказали. Товарищи поднимали чаши в его честь и рассказывали о множестве варваров, павших под черным мечом Федора. Сам он бой почти не помнил. И с каждой схваткой он запоминал все меньше и меньше. Это беспокоило его. Возможно, именно поэтому этот кошмар так напугал его.

В нем он очутился в глубине леса, куда очевидно забрел в бессознательном состоянии отступившей боевой ярости. Его лицо, руки и тело покрывали ноющие царапины. Оставалась смутная память об игривой возне с полудиким приятелем — снежным котом. И во сне до Федора медленно доходило, что игра пробудила в нем берсерка. Он не мог вспомнить исхода схватки, но меч его по рукоять был покрыт еще теплой кровью.

Проснувшись, Федор понимал, что видение, каким бы пугающим оно ни было, не предрекало будущую битву. Он действительно приручил однажды снежного кота, много лет назад, и они расстались с миром, когда тот вернулся к своей естественной жизни. Но в этом сне он видел свой глубочайший страх: не придет ли время, когда ярость полностью подчинит его? Не уничтожит ли он в безумии не только своих врагов, но и тех, кто дорог ему?

Вновь и вновь Федор видел свет жизни, тающий в золотистых глазах кота. Как ни пытался, он не мог рассеять это видение, не мог бороться со страхом, что нечто подобное может случиться.

И сидя в ожидании утренней зари, Федор ощутил тяжкий груз рока на своих плечах, и задумался, не содержал ли его сон и впрямь пророчества.

Шакти Ханзрин перебралась на нос маленькой лодки, и посмотрела на двух молодых мужчин, работавших веслами. Ее братья, принцы-пажи, чьи имена она вспоминала время от времени. Три дроу были направлены на Остров Ротов, покрытый мхом островок в середине озера Донигартен. Дом Ханзрин распоряжался большей частью сельского хозяйства города, включая и стадо ротов содержавшееся на острове, и работа семьи Шакти увеличилась многократно в послевоенной сумятице.

Эльфийка хмуро разглядывала братьев, юношей еще не прошедших Ритуала Крови и вооруженных только ножами и трезубцами. Путешествовать с подобным эскортом было не просто опасным, но и оскорбительным. А Шакти Ханзрин всегда замечала любое оскорбление, каким бы малым оно не было.

Лодка мягко ударилась о каменный док, вернув раздумья Шакти к текущим делам. Она вскочила на ноги, отбросив прочь руки своих бесполезных сопровождающих, и выскочила из лодки без помощи. Донигартен не входил в места, которые посещались большинством дроу, но Шакти чувствовала себя здесь дома, и в этом месте власть принадлежала ей. Она постояла на мгновение на узком доке, запрокинув голову и восхищаясь миниатюрным фортом наверху.

Место обитания надзирательницы находилось примерно в сотне футов над головой, вырезанное в скале, сплошной стеной поднимавшейся из воды. Лодка Шакти пристала к единственному доступному для высадки месту: маленькой бухточке, которую не загромождали острые камни, окружавшие весь остальной остров. Единственный выход с него был сквозь каменный форт, а единственным путем к пристани была узенькая лестница, выбитая в камне. Вода вокруг острова была глубокой и холодной, и абсолютно черной, если не считать изредка появлявшегося слабого люминесцентного свечения издаваемого существами, жившими в глубинах. Время от времени некоторые пытались переплыть эти воды. Пока это так никому и не удалось.