Мария Хлодвиг - Хелена

Вот — мысли, что ты не схоронишь;

Виденья, что ты не прогонишь

Из духа своего вовек,

Что не спадут, как воды рек

Вздох Бога, дальний ветер — тих;

Туманы на холмах седых,

Как тень — как тень, — храня свой мрак,

Являют символ или знак,

Висят на ветках не случайно…

О, тайна тайн! О, Смерти тайна!

Я застыла в паре шагов от входа в пещеру. Свет, давший мне столько сил, оказался сиянием сотен высоких тонких свечей. Аромат расплавленного воска приятно щекотал ноздри, я вдохнула его полной грудью и почувствовала умиротворение.

Чтец, вернее, чтица — маленькая белокурая девочка в чёрном платье — сидела в глубоком кресле с вызолоченными подлокотниками. Это её печальный голос вёл меня сквозь заполненный мраком лабиринт (свет я увидела позже). На коленях у малышки лежала раскрытой большая книга в чёрном кожаном переплёте.

"Вот откуда она читала стихи".

Рядом с девочкой стоял мальчик-подросток. Длинные светлые волосы обрамляли хорошенькое, почти девичье лицо. Он был насторожен и напряжён, как дикий храбрый зверёк, чувствующий близость хищника.

Одинаково бледные, хрупкие, белокурые и сероглазые… Сомнений быт не могло: в жилах детей текла одна кровь. Брат и сестра?

В ногах девочки сидела кукла в пышном белом платье. Её фарфоровое лицо поражало красотой, но в его чертах крылась некая странность… я далеко не сразу догадалась, какая. Разгадка оказалась проста — изящная игрушка изображала андрогина, создание, сочетающее в себе и мужские, и женские черты. В уцелевших трактатах по Высшей Алхимии часто упоминают о подобных существах.

Белый — цвет Тэа, бога, превзошедшего в красоте всех женщин и отказавшего в любви Жиюнне как мужчина. Единственного Владыки из Пяти, не вмешивающегося в дела людей, но покровительствующего нелюдям-эльфелингам.

"Плохой знак. Очень плохой знак".

Дети выглядели одинокими и несчастными. У меня защемило сердце, и, поддавшись порыву, я сделала шаг из тьмы на свет.

— Кто здесь? — спросил мальчик. В его вопросе причудливо соединялись страх и надежда.

— Я…

— Ты пришла за нами, правда? — не дав мне времени объясниться, девочка вскочила из кресла и доверчиво протянула худенькие бледные руки ко мне.

— Помоги нам! — воскликнул её брат. — Умоляю!

— Я… я не знаю…

— Ты же элевэ! Сделай что-нибудь! — с отчаяние мальчик.

Ох, милый! Я уже не посвящённая, не жрица, не элевэ, как называют их эльфелинги. Богиня больше не любит меня.

— Простите, не могу… — меня стремительно тянуло назад, в объятия мрака. Но ещё безумно долгое мгновение я могла видеть двух обнявшихся детей, брата и сестру, плачущих в мягком жёлтом свете сотен высоких свечей.

А потом была только пустота.

Я проснулась с гудящей головой, причём не от мыслей о предстоящей маглогической практике.

"Давненько меня так не корчило… Будто все изгнанные мной демоны собрались на гулянку под моим черепом".

Странно. Вроде не пила — мы с Элинь отметили нашу первую заграничную поездку всего лишь разведённым клюквенным соком, да и не любителей я разгорячающих кровь зелий. То, что так привлекательно выглядит вечером, часто поутру вызывает тошноту. Проверено не на себе — брат рассказал. По части светской жизни он обставил меня далеко и надолго.

Ночь с последнего дня второго осеннего месяца на первый день третьего особенная. Мистические границы истончается, и не только благие, но и злокозненные силы проникают в наш мир, Эмьвио Косом. Простецы почти этого не замечают, и я, живя среди них, забыла, как опасно оставлять свой разум без защиты.

Мир сна, Эйпно Косом, странное и опасное место. На его просторах праведники встречают богов, грешники демонов, живые мёртвых. Кто коснулся моего сновидения? Жиюнна… или кто-то иной? Ведь я лишилась милости богини. Священные татуировки с моих рук сведены, память очищена от знания тайных обрядов и Высокого языка. Все называют меня волшебницей Хеленой, а о жрице Хелене даже не вспоминают. Она мертва, и никогда более не вернётся к жизни.

Простите, несчастные дети. Пусть неизвестный благодетель подыщет вам другого защитника. Я умываю руки.

Трусость? Возможно.

Пока я валялась в постели, пытаясь изгнать из головы боль и остатки сна, чтобы вернуться к реальным проблемам, кое-что из прошлого всплыло в моей памяти. Точно так же плохо мне становилось лишь два раза в жизни: в день, когда Госпожа впервые снизошла на меня, и тогда, когда она оставила меня навсегда.